Альберт Белосветов - НАСПАС. Настоящий пассажирский. Дорожные байки

И вот один раз, милостивые государи, сел я в купе, смотрю – семья. Муж, жена и мальчик лет пяти-шести – прямо-таки семейная идиллия. Ладно, думаю, не буду мешать укреплению ячейки общества. Вещи оставил, да и ушел в вагон-ресторан.

Посидел, покушал, телевизор посмотрел, выпил немного. А винцо, скажу я вам, неожиданно оказалось превосходным – прямо-таки амброзия чистая с нектаром сладким, вот и позволил себе чуть больше обычной моей нормы. Возвращаюсь в свое купе поздно и немного под хмельком, а там уже спать легли и свет выключили. Ну что делать: залез я на свою верхнюю полку, и перед тем, как раздеться, осмотрелся. Внизу спят муж и жена, а мальчика нет напротив. Я в чужие дела обычно не суюсь, но и пройти мимо беды, путь даже и латентной, равнодушно не могу. Вот и воскликнул негромко:

– А где же мальчик?

Никто не ответил. Странно, что они не беспокоятся о сыне. Ну, может в туалет вышел, хотя маловат, конечно, но дети нынче сплошь индиго, самостоятельные. Все равно тревожно на душе, не сплю, жду, когда мальчик вернется. А его все нет и нет.

Но, похоже, своим восклицанием я их все же разбудил. Смотрю – мужчина с нижней койки, которая под моей была, слез и перебрался к женщине напротив. Ах, думаю, голубки! Вот этот прочность семейных уз! Даже в поезде улучили миг, пока сынишка вышел в туалет, и пообниматься решили, укрепить свою ячейку общества. Между тем поцелуями дело не завершилось. Парочка ритмично задвигалась, страстно задышала. Но вот поезд притормозил, стук колес стал тише. Парочка внизу тоже сбавила темп. Когда звуки поутихли, я воскликнул негромко:

– Мальчика нет!

Внизу притихли. Никакого ответа. И тут поезд вкатился на неведомую ночную станцию с ярко горящими фонарями. Сквозь щели в неплотно прикрытых жалюзи упал луч света, и я увидел голову мужчины – длинноволосого, а не аккуратно стриженного бобриком, как тот отец семейства.

Меня осенила страшная догадка: я попал по ошибке не в то купе.

Теперь надо было выйти потихоньку, но парочка вернулась к своим упражнениям. Я замер на полке, боясь пошевелиться. Может быть, они меня не заметили и не услышали, раз вели себя так, как будто одни во всем мире. У меня, как человека интеллигентного и воспитанного, не хватало наглости спуститься к ним, поставив их, да и себя, в неловкое положение. На всякий случай, я замаскировался, спрятавшись за подушку и одеяло, и стараясь слиться с ними.

Ну, хорошо, скоро все закончится – утешал я себя, – я и выскользну. Но парочка была неутомима. В них накопилось столько страсти.

– Может быть это и был Ваш друг Андрюха – сказал Лёва, повернувшись ко мне, – который отрабатывал свою карму.

– Наконец, наступил миг, когда, казалось бы, все закончилось. Из звуков снизу я различал только мерное дыхание. Кажется, уснули. Хотя, как можно было уснуть на одной купейной койке вдвоем, мне было решительно непонятно. Однако я потихоньку привстал и уже начал сползать со своего места, как все повторилось: поцелуи, ритмичные движения, хриплые вздохи.

Я так и замер на полпути, не решаясь ни лечь обратно, ни спуститься окончательно. При этом мое тело приняло позу дервиша ордена «Мавляви», остановленного во время кружения. Помнится, у Гурджиева была для учеников такая команда «ист», когда требовалось замереть в любой, даже самой невозможной позе. Когда читал об этом, и подумать не мог, что такое придется пережить.

Так продолжалось еще раза три. Каждый раз, когда мне казалось, что все завершилось, и возлюбленные уснули, я делал одно движение. Но они начинали двигаться, и я принимал еще более неудобную позу – то крадущегося тигра, то затаившегося дракона. Наконец, застыл в асане, которую йоги определили бы как дикую помесь врикшасаны – позы дерева с гарудасаной – позой орла. Уже перед рассветом, измученный и утомленный, дождавшись, когда они, наконец, разошлись по своим местам, я смог освободиться из невольного плена.

С тех пор я уже не так самоуверен в поездах, как прежде. Всегда стараюсь запомнить номер своего купе, и, возвращаясь, тщательно проверяю на двери – тот ли. А еще, конечно, не позволяю себе лишнего в ресторанах, чем бы там не потчевали.

6. По душам

Вечер, поезд, огоньки,

Дальняя дорога…

Дай-ка, братец, мне трески

И водочки немного.

Александр Галич.

Ночной разговор в вагоне-ресторане

Посмеялись, поудивлялись, но рассказы про виски да винцо вызвали жажду иного рода, которую кофе не утолить. Вот и решили мы выпить за знакомство. Подозвали официантку – судя по бейджу, ее звали Бахтигюль, попросили винную карту. Владимир пристально посмотрел на девушку, и спросил:

– Простите, у а Вас сестра на Киевском вокзале не работает?.

– Нет, – ответила Бахтигюль, – все мои сестры живут на родине, в Узбекистане.

Владимир же, тем временем, всматриваясь в густо испечатанные мелкими строчками страницы, обратил внимание на цены винной карты, и воскликнул невольно:

– Бахтигюль, это у вас что – меню или ведомость по зарплате? Потом

поняв, что выглядит скупердяем, вышел из положения:

– Все так запутанно, без бутылки не разберешься. В общем, бутылку красного сухого, чилийского или аргентинского. Угощаю.

– А почему аргентинского, когда и французское было, и испанское? –

поинтересовались мы. Владимир, делавший заказ, пояснил:

– Латиносы начали-таки разбираться в винах. Если брать по одной цене французское и аргентинское, аргентинское даст сто очков вперед. Оно и более густое, и насыщенное, и оттенки вкусовые интереснее. Чувствуется, что и солнце там у них жарче, и почвы другие, а руки рабочие дешевле в разы, в общем, все в плюс, особенно если вино из провинции Мендоза. Вот где знатные виноградники! Умеют люди и душу вложить, и бизнес делать, и цены приемлемые поддерживать.

Выпили за знакомство, продолжили разговор, перешли на «ты».

– А сам ты, Владимир, каким бизнесом занимаешься? Виноделием, что ли? Или виноторговлей? – осведомился Михаил.

– Нет, – рассмеялся Владимир, – я металлом занимаюсь. Самый крупный трейдер в регионе.

– Вот это да! – восхитился Лёва.– А у тебя, наверное, прихваты неслабые, ну, Лисин там, Мордашов, Дерипаска, а может и Лакшми Митал?

– А вот и нет, – с каким-то мальчишеским задором парировал Владимир,– даже ни с кем из их менеджеров не знаком.

– Ну, расскажи, тогда, как начинал? – заинтересовался я.

– Хорошо, слушайте. Дело было так. Держал я на родном верхнегородском рынке трикотажный ларек. Дела шли ни шатко, ни валко. В шоколаде не купался, но на пиво хватало. И вот как-то раз расторговался я в выходные, вроде неплохо вышло, да и купил ящик пивка. Тогда еще «Балтику» пил, все больше шестерку, портер. Вот хлебнул изрядно, да и пошел отлить. Смотрю, за ларьками рыночными вагончик стоит строительный, захожу за него – а там мужики сидят смуглые и усатые. А я после пива уж очень разговорчивым становился.