Виктор Брусницин - Неизвестная гастроль Владимира Высоцкого

Вениамин, явившись, несомненно, первым номером текущего обстоятельства, надежно охранял священные фигуры гостей. «Неча, неча. Пшел отсель», – например, отслонял изошедшего чувствами к Игорю Яковлевичу Терентия. Умиленный критически председатель часов в десять отчалил с семьей, чуть не оторвал в прощальной тряске руку Павла. Следом тронулась Маша Спиридонова, не склоняясь на смелые притязания шахматиста – деревня, сами понимаете, законы общежития выверенные и наглядные. Там и прочие группировано откланялись. Собственно, Терентий запропастился первым (был обнаружен рано поутру Татьяной в бане в состоянии счастливом). Славно ослабевший Володя укатал хозяев на романтизм, ночевку на сеновале. Павла и Яковлевича устроили в горнице, на диване и добротной раскладушке.

Утром из гостей Владимир и поднялся первым. Был доволен жизнью и свеж, ополоснулся в бочке во дворе. Тормошил друзей:

– Эй, охламоны, все зори кончились! Прозеваете зов природы!

Впрочем, поеживался и лазал по телу: происки сеновала, покалывало, конечно, постеленная кошма не оберегала. Охламоны от чудесного сна избавлялись лениво. Вениамин, отметим, уже находился в поле, занималась Татьяна. После обстоятельного завтрака и прений было решено посетить пруд. Квело и молчаливо тасовал пирог с молоком разбуженный под задачу Ванька. Снарядили и удочки.

Верно, утречко удалось. Сытая прохлада, ходко топающая в тепло. Окунулись для галочки, но угадали. После процедуры Ванька увел в кустистый, с осокой и камышом мысок. Павел и Игорь Яковлевич охотно последовали ловким рыболовным приемам племянника. Володя плюхнулся на богатую траву и отрешенно мечтал, вздрагивающий взор выдавал брожение образов.

– Однако, черт возьми… – не выдержал он брожения. – Теперь я понимаю, отчего мы употребляем. Для натурализма, во хмелю мы наги. Природа, юноши, это что при родах – рождение, творчество.

– А-а, вот отчего один знакомый остроумно записал недавно процедуру в музы. Что ж, назначить поэзию натуральностью – смело, а то и глубоко, – выразился Павел.

Яковлевич, как бы поражаясь излагаемому факту, вкрапил:

– А мне, товарищи, Мария понравилась. Ей-ей, сюрреалистическая женщина.

Павел:

– Но разве не здесь истина? И натурализм вам, и поэзия. Собственно, ты прав, женский контингент присутствует.

Володя не преминул прищемить:

– Ага, подлец, зыркал на Дарью, не отвертишься.

– А что – сам обозначил, натурализм.

Бог знает, в какие идеалистические высоты проложил бы тропу настоящий момент, и какому огорчению подверглась стремящаяся на сковороду рыба (собственно, Ванька со товарищи уже взяли определенную порцию), когда б в доступности не образовалось лицо. Чуни, шапка об одном ухе, держащаяся на плечах ветошь непонятного кроя. Персона без предисловий выковырял из закромов бесконечно замурзанных штанов флакон, наделенный вне сомнения жидкостью самогонного достоинства. Все настороженно замерли. Извлечение следом желтого, ядреного огурца, кажется, сопровождалось некоторым содроганием. Однако экзерсисы столичных штучек дед снял ловко:

– Угощаю.

Проникновенность этого слова оформило умозаключение Володи:

– Русский человек широк. Прошу запомнить это раз и навсегда.

Собственно, недавняя тирада обязывала – он энергично принял сосуд и запрокинул голову. Пузырьки, громкий звук проникающей влаги. Рубашка в нос. Физиономия, удостоверяющая окончательное согласие с ходом дел.

Надо сказать, Павел, которому была протянута емкость, выразил взглядом крепкое сомнение. Однако досадно упускать все краски дня, процедура последовала. Впрочем, влюбленный и уж этим полный Игорь Яковлевич отказался.

А дальше случился диспут.

– Ну-тес, господа изрядные, какими ветрами, тэсэзэть, занесло в наши палестины, – запустил дедок. – На какой-такой мякине, тэсэзэть, соизволили провести.

Артисты дружно впялились в деда и даже разжились небольшим онемением. Первым вышел из тишины Володя, имел азартный голос:

– Да никакими особыми привилегиями не наделены, уважаемый. Москвичи, присутствует. Так одним местом рожаны. Как обращаться прикажете?

– А Иван Спиридоныч, знамо-понимательно. Отставной козы барабанщик и черта лысого шельма, – вытянувшись во фрунт, пропищал дядя, – имею честь распространиться.

Неожиданно подал звук молчаливый прежде Ванька, насмешливый:

– Скипидарыч – чего там.

Дедок незамедлительно передернулся и визгливо попенял:

– Ты мне!.. Таракан запечный и курицы окурок! Цыть отседа! – Впрочем, теперь же обмяк и предъявил в улыбке редкие и плохие зубы, тон, справедливо будет заметить, получился сейчас покладистый и даже приятный. – Ненадежный народ – зеленым-холодно… Значится, артистических кровей. Ну-ну, доводилось, господа вас в переносицу, сопричаствовать. Позвольте предъявиться, провинциального драматического театра производственник и Гамлет будучи. Шестьдесят четыре выхода вынь и положи без коленкора.

Дедок озорно и живо щелкнул пятками на манер, должно быть, гусар. Игорь Яковлевич, скосив глаза на Павла, проворчал:

– А кто бы посмел сомневаться.

Дед тут же повалился на траву и соорудил презабавную рожу, беря еще содержащую бутыль, что после прикосновения поставил на землю Павел. Поднес к губам, кратко прокомментировал:

– Воздадим, выходит-входит, Мэльпомэне. – Глотнув, товарищ вполне красочно выбросил руку и отчеканил вдохновенно: – Вы уверены, что выжмете из меня голос моей тайны. Вы воображаете, будто все мои ноты снизу доверху вам открыты… Объявите меня каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя… Тудэть-сюдэть.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.