Пэлем Вудхауз - Тысяча благодарностей, Дживс

- Пожалуй, надо ввести тебя в курс дела, - сказала она.

Я дал ей понять, что буду внимательным слушателем.

- Это Л. П. Ранкл, и я хочу, чтобы ты постарался его обаять. Надо его всячески ублажать и умасливать.

- Он что, важная птица?

- Еще бы. Крупный финансист, компания "Ранклз энтерпрайзез". Денег куры не клюют.

Мне показалось, что эти слова могут значить только одно.

- Вы надеетесь его растрогать?

- Да, это моя цель. Но я не для себя стараюсь. Я хочу получить от него кругленькую сумму для Таппи Глоссопа.

Таппи Глоссоп - племянник сэра Родерика Глоссопа, широко известного невропатолога и психоведа, превратившегося из пугала для Бертрама в одного из моих лучших друзей. Он зовет меня Берти, я его - Родди. Таппи тоже принадлежит к кругу моих близких приятелей, несмотря на то что однажды подложил мне свинью: я на спор лез по висящим кольцам из одного конца плавательного бассейна "Клуба шалопаев" в другой и уже находился почти у цели, когда обнаружил, что Таппи отвел в сторону последнее кольцо, так что мне ничего не оставалось, как плюхнуться в воду в безукоризненном вечернем туалете. Его поступок был мне как нож в сердце, но время, великий целитель, врачует все раны, и в конце концов я простил Таппи. Уже много лет он помолвлен с Анджелой, дочкой тети Далии, и долго я не мог взять в толк, за чем дело стало и почему все никак не зазвонят свадебные колокола. Я целую вечность ждал, когда меня призовут вооружиться сервировочной лопаткой, но приглашение так и не пришло.

Естественно, я поинтересовался, не бедствует ли Таппи, и она сказала, что он не пошел по миру и не подбирает в канавах окурки, но у него нет денег, чтобы жениться.

- Все из-за Л. П. Ранкла. Я расскажу тебе, в чем дело.

- Да, пожалуйста.

- Ты когда-нибудь видел покойного отца Таппи?

- Один раз. Такой старичок не от мира сего, типичный профессор.

- Он был химиком-экспериментатором, кажется, так это называется, и работал в "Ранклз энтерпрайзез", в кинофильмах такие всегда ходят в белых халатах и вглядываются в пробирки. И однажды он изобрел лекарство от головной боли, впоследствии получившее название "Волшебные таблетки Ранкла". Тебе они наверняка попадались.

- Я хорошо их знаю. Прекрасно помогают от похмелья, хотя, конечно, им далеко до фирменного эликсира Дживса. Они очень популярны в "Клубе шалопаев". Я знаю человек десять, которые только на них и уповают. Должно быть, эти таблетки - золотая жила.

- Конечно. Они такой же ходкий товар, как теплые свитера в Исландии.

- Тогда почему у Таппи туго с деньгами? Разве таблетки не перешли к нему по наследству?

- Какое там.

- Ничего не понимаю. Вы говорите загадками, пожилая родственница, сказал я с легким раздражением в голосе, потому что, если я чего не переношу, так это манеру тетушек говорить загадками. - Если эти таблетки, будь они неладны, принадлежали отцу Таппи...

- Л. П. Ранкл так не считал. Отец Таппи получал у него жалованье, и в примечании к контракту сказано, что все изобретения, сделанные за время работы в "Ранклз энтерпрайзез", становятся собственностью "Ранклз энтерпрайзез". Так что покойный старик Глоссоп не оставил сыну большого наследства, а Л. П. Ранкл продолжал здравствовать, как вечнозеленый лавр.

Я никогда не видел вечнозеленый лавр, но понял мысль тетушки.

- А если Таппи подаст в суд?

- Он обязательно проиграет. Контракт есть контракт.

Я понимал, что она имеет в виду. Я сам оказался в подобной ситуации, когда написал статью или, как говорят, дал материал под названием "Что значит хорошо одеваться" в ее еженедельную газету "Будуар миледи". Тетя дала мне за работу пачку сигарет и получила статью в полную собственность. Мне не присылали просьб о ее публикации из Франции, Германии, Италии, Канады и Соединенных Штатов, но если б прислали, я не мог бы их удовлетворить. Мой приятель, профессиональный литератор Литтлуорт по прозвищу Носач, говорит, что мне надо было продать тете только право на публикацию в периодическом издании, но я тогда до этого не додумался. Сам, конечно, наделаешь ошибок. Тут нужно, чтобы твои интересы защищал агент.

Тем не менее я считал, что Л. П. Ранкл должен был пренебречь формулировкой контракта и поделиться с отцом Таппи. Я сказал об этом прародительнице, и она согласилась.

- По совести, конечно, должен.

- Его поведение в этой ситуации лишний раз доказывает, что он жлоб.

- Всем жлобам жлоб. У него есть сведения, что на Новый год ему присвоят рыцарское звание.

- Как же можно такого посвящать в рыцари?

- А как раз таких и посвящают. Видный бизнесмен. Делец, каких мало. Крупный наш экспортер.

- И при этом жлоб.

- Первостатейный.

- Тогда что ему здесь делать? Вы обычно не лезете из кожи вон, обхаживая жлобов. Спод - это еще ладно. Я понимаю, почему вы миритесь с его вредоносным присутствием, хотя оно мне и не по душе. Он агитирует за Медяка и, по вашим словам, делает это хорошо. Но зачем здесь Ранкл?

Тут она воскликнула: "Ах!", и когда я спросил ее, почему она ахнула, она ответила, что подумала о своей хитроумной затее, а когда я спросил, что она подразумевает под "хитроумной затеей", она снова ахнула. Неизвестно, сколько еще могло бы так продолжаться, но она вторично выглянула в коридор, а потом сквозь стеклянную дверь внимательно посмотрела в сад и все объяснила.

- Ранкл приехал сюда, чтобы продать Тому какой-то антиквариат для его коллекции, но, поскольку Том исчез, а Ранклу добираться сюда не ближний свет, я оставила его переночевать, и за ужином меня осенила идея. Если задержать его в гостях и потчевать день и ночь яствами Анатоля, он вполне может смягчиться.

Она перестала говорить загадками. Теперь я ее понимал.

- И тогда вы уговорите его откупиться от Таппи неправедно нажитыми деньгами?

- Вот именно. Я жду подходящего момента. Как только он наступит, я буду действовать с быстротой молнии. Я сказала ему, что Том возвратится через пару дней, - а это неправда, потому что он не приблизится к дому и на пятьдесят миль, прежде чем я дам ему знать, что опасность миновала, - и, таким образом, Ранкл согласился остаться.

- Ну, и как ваши успехи?

- Перспективы, кажется, хорошие. Ранкл смягчается с каждым приемом пищи. Вчера вечером Анатоль баловал нас цыпленком "пти-дюк", и Ранкл уплетал его за обе щеки, как ленточный червь, месяц сидевший на диете. Я заметила огонь в его глазах, когда он проглотил последний кусок. Еще несколько ужинов - и он готов.

Вскоре после этих слов она покинула меня, чтобы переодеться к ужину. Я нисколько не сомневался, что успею облачиться в вечерний туалет за десять минут, и поэтому медлил, погрузившись в размышления.

Поразительно, что я находился в глубоком раздумье не первый раз за день. Это говорит только о том, как сильно изменилась жизнь. Полагаю, в прежние времена я погружался в размышления не чаще, чем раз в месяц.