Джон Барт - Конец пути

— Прости меня, Ренни, — сказал я.

Ренни стонала и мотала головой. Еще чуть позже — Доктор, должно быть, как раз пустил кюретку в дело, но я не глядел и точно сказать не могу — она стала кричать и попыталась вырваться.

— Держите ей ноги! — рявкнул Доктор. — Она же всю себя изрежет! Хорнер, сделайте с ней что-нибудь!

— Ренни… — На большее я оказался не способен. Она была напугана; мне даже показалось, что она меня больше не узнает. Из глаз у меня текли слезы, лицо Ренни плыло. На долю секунды она расслабилась, пытаясь взять себя в руки, но тут же — еще одно движение кюретки? — закричала опять и рванулась кверху.

— Ладно, — Доктор раздраженно поглядел на миссис Доки. — Кюреткой тут делать нечего. Отпустите ногу и заставьте ее замолчать.

Миссис Доки толкнула голову Ренни назад, на стол и зажала ей рот. Ренни несколько раз отчаянно лягнула освободившейся ногой — Доктор отлетел в сторону, опрокинувши по дороге стул, и выругался. Я невольно поднял глаза и увидел кровь: кровь на простыне под Ренни, кровь у нее на бедрах, кровь на перчатках Доктора. Тошнота поднялась прямо к горлу, и у меня едва хватило сил ее перебороть.

— Кровотечение она себе уже устроила, — сказал Доктор миссис Доки. — Подержите ее еще минутку, я приготовлю наркоз.

Я начал чувствовать Ренни — ее страх. Она снова затихла и смотрела на меня умоляющим взглядом.

— Уберите руку, — сказал я миссис Доки. — Она не будет кричать. — Миссис Доки осторожно отняла ладонь, но было видно, что она в любой момент готова вернуть ее на место.

— Джейк, я боюсь, — тихо, сквозь слезы и дрожь, сказала Ренни. — Он делает мне больно. Я не хочу бояться, но ничего не могу с собой поделать.

— Доктор, как вы считаете, еще можно остановить операцию? — спросил я через всю комнату: Доктор в дальнем углу прилаживал резиновую трубку к двум стоящим на металлической тележке баллонам.

— Смысла нет, — отозвался он. — Я бы давно уже все сделал, если бы не эта ее дурь.

— Ренни, ты хочешь домой?

— Да, — она опять расплакалась. — Только пусть он сначала закончит. Я пытаюсь держать себя в руках, но у меня ничего не получается.

— Ну, об этом мы сейчас позаботимся, — сказал Доктор; все его раздражение вдруг как рукой сняло. Он подкатил баллоны с газом к изголовью стола. — Вы, голубушка моя, так скакали, что я едва не проткнул вам матку. А теперь расслабьтесь.

Ренни закрыла глаза. Доктор отдал маску миссис Доки, которая, не без злорадного удовольствия, прижала ее ко рту и к носу Ренни. Доктор тут же отвернул оба краника, и с тихим ровным шипением газ пошел в маску.

— Дышите глубже, — сказал Доктор, щурясь на манометры.

Ренни глубоко вдохнула — два, три, пять раз, как если бы только и мечтала потерять сознание. Дрожь утихла, и ноги постепенно расслабились.

— Проверьте пульс, — сказал Доктор.

Но едва только миссис Доки свободной рукой дотронулась до запястья Ренни, ту будто вывернуло наизнанку — и вырвало прямо в маску. Секундой позже раздался жуткий чавкающий звук и следом еще один. Глаза у нее наполовину приоткрылись, быстро, один раз.

— Бронхоскоп! — резко сказал Доктор, сдергивая маску вон. Лицо у Ренни посинело: чавкающий звук исчез. — Хорнер, снимите ремень! Быстро!

Я вцепился в ремень и никак не мог сквозь слезы разглядеть застежку. Внутри у Ренни что-то громко булькнуло, как будто взорвалось под спудом.

— Бронхоскоп! — крикнул Доктор.

Миссис Доки добежала наконец до стола с длинным, на трубу похожим инструментом, Доктор вырвал инструмент у нее из рук и начал втискивать его Ренни в рот. Все лицо у нее было в рвоте, и под головой, на волосы, тоже натекла маленькая лужица. Лицо потемнело еще больше; глаза открылись, зрачки бессмысленно метались. У меня поплыло перед глазами.

— Готовьте кислород! — приказал Доктор. — Хорнер, пульс! Я схватил Ренни за руку. Может, и был один-единственный удар в самом начале — и больше ничего.

— Я его не слышу! — закричал я.

— Нет, — сказал потускневшим голосом Доктор. Он вынул бронхоскоп у Ренни из горла и отложил его в сторону. — Кислород не нужен, миссис Доки. — Миссис Доки медленно подошла к столу, посмотреть.

Вот эту картину мне и пришлось запомнить навсегда: темная Комната Процедур, если не считать единственной яркой лампы над самым столом; мертвая Ренни с перепачканным лицом, широко открытыми глазами и ртом; рвота капает из лужицы у нее во рту в другую, у нее под головой; широкий черный кожаный пояс, расстегнутый наконец, лежит на простыне, под которой грудь Ренни и ее живот; нижняя часть тела обнажена, окровавлена, ноги неловко и вяло свисают с края стола.

— Ф-фу ты, — выдохнул Доктор.

— Как это случилось? — спросила миссис Доки.

— Она, наверное, перед тем как ехать сюда, плотно поела, — ответил он. — О чем только люди думают. Глотнула эфиру, ее вырвало, а потом она все это вдохнула в легкие. Этакая чушь!

Я был настолько ошарашен, что не мог даже плакать. Меня словно обухом по голове ударили, и я чудом успел нашарить сзади стул, на который и упал.

— Соберитесь, Хорнер; так дело не пойдет.

Ответить не получилось. Я плавал где-то на грани между головокружением и тошнотой.

— Пойдите лягте в приемной на кушетку, — приказал Доктор, — и задерите ноги кверху. Это пройдет. Мы ее обмоем, а потом вам придется ее отсюда забрать.

— Куда? — у меня началась едва ли не истерика. — Что я буду с ней делать?

— Ну, отвезете обратно, домой. А что, вы думаете, мужу тело без надобности? Я побрел к двери, но грохнулся в обморок через несколько шагов. Очнулся я в приемной на кушетке, и Доктор стоял рядом.

— Нате выпейте, — он протянул мне две таблетки и стакан воды. — А теперь слушайте внимательно. Дело серьезное, но все обойдется, если вы возьмете себя в руки. Мы перенесли ее в вашу машину. Не вздумайте дурить — избавиться от нее по дороге или что-нибудь вроде того. Я уже созвонился с мужем и сказал ему, что она через некоторое время придет в себя после анестезии и отправится домой. Лучшее, что вы можете сделать, — привезти ее прямо домой и сказать мужу, что она умерла. Побольше паники. Скажите ему, что все было в порядке, а потом, на полдороге, ее вдруг начало рвать, и она задохнулась — вскрытие подтвердит ваши слова. Он позвонит в «Скорую помощь»; они, конечно, обнаружат последствия аборта, но здесь нет ничего страшного. Вам станут задавать вопросы; тоже не страшно. Не говорите им, где делали аборт, до завтрашнего утра; потом это уже не будет иметь никакого значения. Я с частью пациентов уеду сегодня же ночью, поездом, а миссис Доки останется и сделает все, что нужно будет сделать. Дом и телефон записаны на ее имя, и она скажет, что была одной из моих пациенток и сдавала дом под клинику. Вы моего имени не знаете, она назовет фальшивое и будет разыгрывать невинную овечку. Ни вас, ни ее привлечь к ответственности не смогут, а до меня им не добраться. Вот, возьмите, — он дал мне конверт. — Здесь вам на автобус и еще немного денег, хватит, чтобы прожить до среды. Планы у нас прежние. Вы встречаетесь с миссис Доки и с остальными пациентами на автовокзале, на «Грейхаунд», и если, паче чаяния, что-то изменится, она вам сообщит. Вы в состоянии вести машину?