Николай Самохин - Юмористические рассказы

После чего мы разошлись по квартирам…

И вот я думаю: зря люди ругают новые дома и, в частности, звукопроводимость. Взять хотя бы приведенный случай. Ведь не будь звукопроводимости — ночевал бы этот бедолага-зять где-нибудь под забором.

Давно это было.

Первоклассник Петров-первый принес из школы двойку.

Отец Петрова-первого взял ремень и, потрясая им перед носом сына, сказал:

— Я на тебя жилы выматываю! А ты учиться не хочешь! Тебя зачем в книжку носом суляют? Чтоб грамотным стал! Ну, гляди, сукин кот, останешься темным, как отец, — будешь всю жизнь землю копать.

Петров-первый, кося бессовестные глаза на ремень, хлюпнул носом и пообещал исправить двойку.

Он выполнил свое обещание: следующую двойку исправил красными чернилами на пятерку.

— Эх, Петров, Петров! — сказала учительница, раскрывая очередную тетрадь. — Третий год сидишь в четвертом классе, а все ума не набрался. Списал ведь ты сочинение, Петров. Своим умом жить надо. Если так дальше дело пойдет, на что ты в жизни пригодишься, Петров? Разве только землю копать.

Пстров-первый в этот момент как раз списывал домашнее задание по арифметике у своего соседа.

— Ты что, не слышал? — прошептал сосед, прикрывая рукой тетрадь. — Своим умом жить надо.

— Заткнись! — сказал Петров-первый. — А то как врежу! — и показал соседу большой совершеннолетний кулак…

— Куда же ты пойдешь теперь, Петров? — вздохнул директор школы, выписывая Петрову-первому справку об окончании пяти неполных классов. — С таким образованием главным инженером тебя, как пить дать, не возьмут — не те, брат, времена. Вот, разве что, — землекопом…

Петров-первый молча пожал чугунными плечами…

Первоклассник Петров-второй принес из школы двойку.

Отец Петрова-второго ухватил сына за ухо и сказал:

— Ты что же, черт рытый, учиться не хочешь? Я на нас, дармоедов, горблю — думаю, грамотными станете, будете похаживать — руки в брюки, да бумажки подписывать, а вы двойки таскать!.. Ну смотри, дьявол, останешься темным, как батька, — будешь всю жизнь землю кайлить!..

Услышав про такую перспективу, Петров-второй испуганно задрожал и поклялся исправить двойку.

Он выполнил свое обещание: приналег на учебу и сначала исправил двойку на тройку, потом — на четверку, а затем и на пятерку.

Правда, стал после этого Петров-второй бледным и задумчивым.

— Чего тебе не хватает, Петров, так это самостоятельности мышления, — сказала учительница, раскрывая очередную тетрадь. — Добросовестности тебе не занимать, усидчивость у тебя просто богатырская, а вот в смысле самостоятельности — некоторый пробел. Вырабатывать надо самостоятельность, Петров…

Петров-второй покраснел и вскочил.

— Выработаю! — истово сказал он.

Полторы учебных четверти Петров-второй вырабатывал самостоятельность мышления — и своего добился.

Правда, стал он после этого по ночам вскрикивать и потерял интерес к еде.

— А теперь, дорогие наши бывшие ученики, родители и уважаемые гости, — сказал директор, — разрешите вручить аттестат зрелости нашему лучшему выпускнику, надежде, так сказать, и гордости школы Петрову!

Присутствующие дружно захлопали.

Петров-второй встал и, наклонив голову с преждевременными залысинами, пошел к столу…

Спустя пять лет молодой инженер Петров-второй шел вдоль края траншеи на одной большой и ответственной стройке. Землекоп Петров-первый сидел в холодке, по случаю вышедшей из строя лопаты, и курил папироску «Прибой».

— Здравствуйте! — близоруко щуря испорченные за долгие годы учения глаза, сказал Петров-второй. — Я ваш новый мастер.

— Здорово! — ответил Петров-первый и придавил каблуком окурок. — Ну, раз мастер, тогда слушай сюда. Обязанности твои будут такие. Чтоб у меня лопаты всегда были, как штыковые, так и совковые, — раз. Ну, там — кайла, ломик — два. Рукавицы, сапоги резиновые, другой шурум-бурум — три… Ну, дальше, значит, чтоб я в театр ходил, книжки читал — это само собой. Ну, чтоб за воротник лишнего не закладывал, по бабам не шуровал, а строил крепкую семью — тоже твоя забота. Понял — нет?

— Понял, — сказал Петров-второй.

— Ну, а раз понял — чо стоишь?! Не видишь — лопата у меня поломалась!..

На другой день Петров-первый сказал:

— Эй, мастер, твою семь-восемь! Крепежный лес кончился!

— Щас! — ответил Петров-второй и побежал выколачивать крепежный лес.

На третий день Петров-первый сказал:

— Мастер, кайлы-то нет!

— Щас! — ответил Петров-второй и побежал выбивать кайлу.

На четвертый день Петров-первый сказал:

— Начальничек, едрена-матрена! Рукавицы порвались!

— Щас, — сказал Петров-второй и побежал вырывать из горла рукавицы.

На пятый день Петров-первый сказал:

— Эй, мастер! Тебя в профком вызывают… Тут я вчера поднагазовался да Марусю свою маленько поучил… В общем, иди — будут тебе хвоста крутить, как недоглядевшему.

…На двадцать пятый день Петров-второй закрыл наряды.

— Дай-кось погляжу — чего ты там нахимичил, — сказал Петров-первый. Он посмотрел наряды, ударил оземь рукавицами и сказал: — Пусть тебе ишак мантулит за такие гроши! — и решительно зашагал со стройки.

— Товарищ Петров! — кинулся вдогонку Петров-второй. — Сколько ж вы хотите?

— Двести пятьдесят. Меньше здесь не берем, — сказал Петров-первый.

— Да как же… — растерялся Петров-второй. — Вот и расценки…

— Эх, темнота! — сказал Петров-первый. — Чему тебя в институте учили! А перекидка? Двойная, тройная, четверная?.. А трамбовка-засыпка? А оттаска-подтаска-переноска?.. Соображать надо!..

…В кассу они стояли друг за дружкой. Петров-первый получил свои двести пятьдесят рублей. Петров-второй — свои сто двадцать. Минус пятнадцать процентов — за невыполнение плана…

Этот пассажир сразу обратил на себя внимание. Во-первых, внешним видом. На нем был старый стройбатовский бушлат, какие только по деревням где-нибудь сохранились, за спиной болтался рюкзак, а голову прикрывала громадных размеров кепка — «аэродром» — гого фасона, который обожают молодые люди, приезжающие к нам из братских закавказских республик. И еще — вместо правой ноги у него была деревяшка. Именно не протез, а примитивная послевоенная деревяшка.

Во-вторых, он вошел не через переднюю дверь, а через заднюю. Конечно, при большом скоплении народа на этот факт вряд ли кто среагировал бы. Но людей в троллейбусе было немного, все гражданина заметили, и ближайшие соседи даже переглянулись недоуменно: искать, что за странный тип такой — входит через заднюю дверь, хотя, как инвалид, имеет полное право залезть в переднюю.

В-третьих — что самое дикое — этот гражданин как вошел, так сразу же снял свою великолепную кепку и вежливо со всеми поздоровался.