Николай Самохин - Юмористические рассказы

Ой, срамота! Ой, стыд!.. И главное, ни от кого не спрячешься. Ни от далеких. Ни от близких. Ни от друзей. Ни от родственников.

Не знаю, не знаю, самому мне кондитерские изделия красть не доводилось и, даст бог, не доведется, но я, как только представил такое, что вот сгреб где-то горсть «Мишек на севере», а меня за это всему миру по телевидению, так, верите ли, не только на голове, на синие волосы зашевелились. Уж лучше год строгой изоляции. Лучше пусть руку оттяпают, как в средние века делали.

Очень, очень эффектный способ борьбы. И очень обнадеживающий.

Петр Николаевич, большой энтузиаст телевидения и человек, вырастивший многолетний зуб на жулье, весь диван мне провертел. Все ждал, крутясь от нетерпения, что покажут нашу Постромкину — бывшую начальницу всего городского общепита, наворовавшую за годы своего руководства на две дачи, три машины, вагон хрусталя и полтора кубометра ковров.

Однако на этот раз больше никого не показали. Ограничились кондитерами. Возможно, потому, что исчерпали свой лимит времени, — там уже, по программе, хоккей подпирал.

— Ничего, — сказал Петр Николаевич, прощаясь. — Ни сегодня, так завтра. Теперь уж, раз начали, не отступятся. Теперь, брат, держись…

Уйти, однако, Петр Николаевич не успел. Как раз позвонил под дверью наш третий сосед. Он, оказывается, тоже смотрел передачу, и она его тоже привела в полный восторг.

— Видали? — спросил сосед. — Большие дела начинаются… Надо это обмыть, — он достал из-за пазухи колбу с притертой пробочкой.

Соседу па лабораторию спирт выписывают, для промывки оптики, так что у него всегда есть — не то что у нас с Петром Николаевичем.

И мы обмыли это большое и многобещающее начинание.

Раньше токарь Иванов и товарищ Бабарыкин жили между собой дружно. Токарь Иванов работал на станке, а товарищ Бабарыкин записывал в своих отчетах:

«…В честь праздника Восьмое марта тов. Иванов И. И. выточил две тысячи болтов, выполнив тем самым план на сто один и четыре десятых процента».

«…Идя навстречу празднику Первое мая, тов. Иванов И. И. выточил две тысячи болтов, обеспечив выполпение программы на сто одни и четыре десятых процента».

«…Встав на трудовую вахту в честь областного совещания профактивистов, тов. Иванов И. И. дал две тысячи болтов, что составило сто один и четыре десятых процента».

Записывал все это товарищ Бабарыкин и чертил красивые графики, отображающие производственные успехи токаря Иванова.

Но вот недавно пришлось им лично познакомиться. Токарь Иванов неожиданно обеспечил выработку на сто пятьдесят процентов, да еще накануне очередного праздника — Дня здоровья.

«Вот какого человека вырастили!» — подумал товарищ Бабарыкин, нежно погладил свои красивые графики и спустился в цех.

Токарь Иванов стоял у станка и работал с большой производительностью.

— Молодец Иванов И. И.! — похвалил его товарищ Бабарыкин. — Значит, уже встал на вахту и сразу наглядные результаты?

— Да нет, — сказал Иванов, — Я просто так.

— Как просто так?! — опешил товарищ Бабарыкин.

— Ну так, — пожал плечами Иванов. — Работаю, значит. Стараюсь.

— Хе-хе! — сказал товарищ Бабарыкин и хлопнул токаря по плечу. — Да ты шутник. Шутишь все. Стараешься-то в честь чего, а?! В честь приближающегося дня…

— Да нет, — опять сказал Иванов. — Я это дело очень люблю. Просто исключительно люблю по металлу работать.

— В честь чего любишь? — недоверчиво спросил товарищ Бабарыкин.

— Люблю и все, — неохотно сказал Иванов. — Само по себе.

«Ой, что-то здесь не так», — подумал товарищ Бабарыкин. И вечером отправился к Иванову на квартиру. Чтобы поближе с ним познакомиться. Другими словами, чтобы наладить личный контакт.

Приходит и видит: все у Иванова как надо. Все соответствует передовому уровню. На стене почетные грамоты, на этажерке — книжки разные, в углу — гитара для занятий в самодеятельности. А сам Иванов сидит за столом и в школьной тетрадке какое-то приспособление соображает. И даже считает, довольно бойко, на логарифмической линейке.

Попили чаю, поговорили о том, о сем. Но производственных дел товарищ Бабарыкин из деликатности касаться не стал.

Только, уходя, заглянул в тетрадку и спросил:

— Рационализацией и изобретательством в честь чего занимаешься?

Иванов поперхнулся чаем и странным образом покраснел.

«Ага! — подумал товарищ Бабарыкин. — Крутись не крутись, а все равно я тебя наизнанку выверну. Не бывает, чтобы человек за здорово живешь такие показатели обеспечивал».

А Иванов, конечно, на другой день поставил свое приспособление и дал сто восемьдесят процентов.

Вызвал его Бабарыкин к себе в кабинет.

— Ну что, дорогой товарищ? — спросил ласковым голосом. — Будем сознаваться или будем запираться? Ты мне эту антимонию брось разводить! Давай по-хорошему. Вот и сводочка готова.

— Воля ваша, — сказал токарь Иванов. — Только, честное слово, я просто так. Обыкновенно.

«Эх, и байбак же ты! — в сердцах подумал товарищ Бабарыкин. — Байбак несознательный, и больше ничего!»

Между тем шло время, минуло несколько праздников и знаменательных дат, а у товарища Бабарыкина в отчете нуль. И график застрял на мертвой точке.

«Вот снабдил бог работничком! — думал он. — Со дня на день комиссия по проверке нагрянет — что я людям покажу?»

А тут, как назло, Иванов закончил техникум, получил диплом и, через какую-то недельку, обеспечил триста пятьдесят процентов.

— Ну, Иванов! — сказал товарищ Бабарыкин, спустившись в цех. — Ордена тебе мало! Давай рассказывай, как достиг. Благодаря чему.

— Благодаря знаниям, — скромно ответил Иванов.

— Опять свое гнешь! — закричал товарищ Бабарыкин. — А знания почему? В порядке отклика на что учиться пошел?!

И тогда токарь Иванов, несмотря на свое среднетехническое образование, грубо сказал:

— Идите вы туда-то и туда-то! — Господи боже мой! — схватился за голову товарищ Бабарыкин. — За что мне такие муки?

Он убежал наверх и от большого расстройства хотел даже уволиться — пусть, дескать, тут без него все прахом идет и горит синим огнем.

Однако впоследствии передумал. Просто плюнул на этого грубияна и заполнил пропущенные места:

«…Откликаясь на праздник День Здоровья, тов. Иванов И. И. выточил три тысячи один болт…»

Теперь токарь Иванов и товарищ Бабарыкин опять живут между собой дружно.

Снова суббота, и снова мне идти в магазин. Пять дней я свободен от этой повинности, а в субботу утром меня ждет в коридоре большая хозяйственная сумка с пришпиленной к ней запиской, в которой перечислено, чего и сколько необходимо купить.

Последнее наставление жена выдает мне перед самым выходом: