Андрей Колесников - Фарс-мажор. Актеры и роли большой политики

Я посмотрел, с чьей фотокарточкой сотрудник службы безопасности белорусского президента сличал личность каждого из входивших в резиденцию президента Белоруссии, и был удивлен, что это оказался фотопортрет президента Белоруссии Александра Лукашенко. Очевидно, сотрудник службы безопасности каждого исходящего проверял на соответствие с президентом Белоруссии, потому что не исключил, видимо, что любой из них при ближайшем рассмотрении может оказаться батькой.

– Наш самолет совершит посадку в аэропорту имени Сапармурата Туркменбаши города Ашхабада, – сказала стюардесса. – 27 сентября 1991 года началась новая история Туркменистана под руководством Сапармурата Туркменбаши. Он заслужил уважение и любовь своего народа, который в благодарность наградил его званием дважды Героя Труда…

Во время толкового пересказа биографии Туркменбаши мы некстати нырнули в облачность.

– Жалко девушку, – сказал мой сосед, пожилой туркмен, – больше не будет работать в авиации.

– Почему?

– Во время изложения биографии Туркменбаши должно светить солнце, – сказал старик. – Вы не думайте, что ее уволят. Она сама уйдет, если она честная девушка.

Я вежливо улыбнулся. А зря. Старик-то говорил всерьез.

Тихий провинциальный Боровск. Очень тихий и очень провинциальный. Все, как нам было обещано: купола, храмы, крутые горки. Ухоженный такой город.

А адрес-то я в Москве забыл. Хорошо, фамилию помню. Подъезжаем к центру города. Автостанция. Спрашиваю у двух старушек:

– Как Киселеву-то найти?

– А вот так прямо и поезжайте, – говорит одна. – Трехэтажный дом справа будет. Во двор заезжайте. В третий подъезд входите. На третий этаж поднимайтесь. Направо.

– Спасибо!

– А вам какая Киселева нужна? – спрашивают вдогонку. – У нас их много.

– Художница, – говорю.

– А, тогда не туда.

Поразительно, как стремительно риторика советского времени овладевает сегодняшним днем. Возможно, это происходит оттого, что эта риторика совершенно безупречна по своим до боли простым формулировкам, которые сами просятся на язык, потому что ковались в многолетних позиционных боях с вероятным и мнимым противником, и хотя ковала их сама жизнь, оттачивала их смерть, то есть угроза полного истребления человечества, исходящая именно от натовских ястребов и коршунов.

А почему у нас, кстати, до сих пор не сажают журналистов за то, что они не сотрудничают со следствием? Все вроде у нас делают, кроме этого. И вот это самое странное.

Ведь, казалось бы, одно удовольствие – посадить журналиста. Ну кому от этого станет хуже? Общественность будет удовлетворена: хоть одного наконец посадили. Для следствия – польза несомненная, говорить не стоит.

Даже журналисту от этого хуже не будет. Популярность, к которой каждый журналист стремится по определению, в силу своего тщеславия, из-за которого он, в конце концов, и пришел в эту профессию (если, конечно, не привели его сюда, например, родители – в силу их тщеславия), будет в результате такой истории обеспечена на сто процентов.

Пресс-конференция запомнилась нервными вопросами латвийского тележурналиста, которые он к тому же никак не мог сформулировать. Чувствовалось, что хотел обидеть.

– Кажется, Зощенко говорил, что слово не воробей, вылетит – не поймаешь. А у нас журналисты догонят, поймают и посадят, – увлеченно размышлял господин Путин, отвечая на мой вопрос.

На пресс-конференции по итогам саммита Россия – ЕЭС ничто не предвещало беды. И тут прозвучал вопрос французского журналиста. Он спросил, не думает ли господин Путин, что, искореняя терроризм в Чечне, он уничтожает народ Чечни.

Президент России начал издалека, но потом обратился лично к журналисту, задавшему вопрос. Он начал объяснять, какая тому грозит опасность. Он в опасности, если христианин, потому что радикалы-экстремисты преследуют христиан. Если атеист, то тоже в опасности, потому что им не нравятся атеисты.

– Но если вы мусульманин, то и это вас не спасет. Приезжайте к нам, у нас многоконфессиональная страна, хорошие врачи, сделают вам обрезание… – Владимир Путин помедлил, подбирая нужные слова. – И я порекомендую сделать эту операцию таким образом, чтобы у вас больше ничего не выросло!

Владимир Путин уже отвечал на следующий вопрос, когда датский журналист, получивший рискованное предложение от российского президента, вдруг встал и буквально выбежал из зала.

Куда он побежал? Ведь спасения, как сказал ему российский президент, нет нигде.

Президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов сравнил отношения прессы и спецслужб: «Это как жить с нелюбимой тещей: деться некуда, нужно договариваться, чтобы не превращать жизнь в ад».

Но спецслужбы как раз к этому, по-моему, и стремились.

Госсекретарь США Колин Пауэлл с большим интересом рассматривал журналистов и внимательно следил за их реакцией на слова коллеги. Стоило моему американскому соседу, строча в блокноте, машинально поморщиться на замечание нашего министра о функционировании авиабаз, как Колин Пауэлл тут же засек это капризное движение носом и подмигнул своему журналисту. Тот, впрочем, по-прежнему строча в блокноте, не поднял головы. Сам виноват. Не о чем будет рассказывать внукам.

Лабрадор Кони, совсем уж расслабившись, развалилась прямо у входа в кабинет, где у Владимира Путина должна была состояться встреча с Михаилом Зурабовым, и провожала журналистов в этот кабинет сочувственным взглядом.

Один из тележурналистов спросил Федора Бондарчука, принимает ли он доброжелательную критику.

– Да, – мрачно сказал режиссер.

– Тогда должен вам сказать, что у вас характеры не прописаны.

– Правда? – Федор Бондарчук, было такое впечатление, очень расстроился. – Конечно, не прописаны. В первой версии фильм длился три часа сорок минут, но кто бы его тогда посмотрел. Вот там характеры были прописаны.

Я хорошо понимал его. Это ведь все равно как если бы у меня заметку в редакции сократили.

– Очень хотите узнать (о чем докладывал командующий космическими войсками. —А. К.)? – с сочувствием спросил замкомандующего Иван Хоменко. – Надо было вас, конечно, в зале оставить, а потом никогда за границу не выпускать.

– А что, действуют еще эти правила? – с тревогой спросил я.

– Надеюсь, – коротко ответил господин Хоменко.

Президенты России, Украины, Белоруссии и Казахстана вышли из Ливадийского дворца. В таких случаях протоколом принято улыбаться, хочешь ты этого или нет. Но ни один из четверых не предпринял даже попытки улыбнуться.