Дмитрий Стародубцев - Вытхуянцы в Сочи

— Предлагаю, как старший советник, объявить в Вытхуяндии трехдневный тра-а-аур! — предложил со слезой в голосе Жирафф.

— Но он же — не видный политический деятель! — Бегемот покачал головой. — Если мы каждого этого. как его. вытхуянца будем по три дня оплакивать, то на праздники у нас совсем времени не останется!

— Тогда давайте учредим ежегодный траурный пра-а-аздник! — апеллировал Жирафф, полагая, что придумал нечто гениальное. — День Зебра! С военным парадом и карнавалом, как в Венеции!

— А что, это нормально! — задумался Председатель. — Глядишь, туристы к нам потянутся! А то в прошлом году мы к себе всего одного туриста заманили. Да и тот сбежал на третий день — выпрыгнул прямо из окна гостиницы!

— Боже, как страшно жить! — всхлипнула Белка. — Ещё сегодня утром я душила его вот этими руками!

— Я не врубаюсь, чего вы его раньше времени хороните? — Василиса пригляделась к монитору, на котором пульсировал сердечный ритм больного. — Он же ещё жив!

— У нас в Вытхуяндии, при нашем уровне медицины, принято оплакивать больного заранее, — сообщил Бегемот, прикуривая сигару.

Зебр, наконец, решил открыть глаза:

— А что вы тут, как дураки, по росту выстроились?

— А? Что-о-о? Кто это сказал? — изумился Жи-рафф.

— Кто-кто! В пальто! Я вам не эхо — дважды отзываться!

Обрадованные вытхуянцы поспешили поменяться местами.

— Как ты себя чу-у-увствуешь? — справился Жи-рафф, пряча от стыда глаза.

— Как-как! При смерти я! Не видишь — убили меня!.. Дайте зеркало!

Белка поспешила извлечь из сумочки зеркальце. Он заглянул в него, заметно опечалился и произнес трагическим тоном:

— Бедный Йорик!

— Зебр, прости меня за мою тру-у-сость! — всхлипнул Жирафф. — Когда этот наставил на меня пистолет, я так испугался! Я сразу не сообразил, что нужно сказа-а-ать!

— Бог простит! — Зебр облизнул сухие губы. — Десять раз «Отче наш» каждый день перед сном в течение десяти лет!

— Я не зна-а-аю «Отче наш»!

— Ну тогда «В траве сидел кузнечик»! Но только смотри у меня! А то я после смерти к тебе по ночам являться стану!

Жирафф в панике перекрестился.

— Студентик, ты помирать-то когда планируешь? — поинтересовался Бегемот с явным нетерпением.

— А то у нас тут кое-какие мероприятия намечены.

— Монсеньор! — Зебр попробовал приподняться, но сил ему не хватило. — Извините, что я вас задерживаю! Позвольте только сказать последнее слово!

— Ну, говори! Только про регламент не забывай! Одна нога здесь — другая там! — Председатель Советующихся глянул на часы.

Зебр всё-таки приподнялся на локте. Он был бледен, под глазами — черные круги.

— Прощайте, братцы! Я весь прострелен насквозь! Я погиб смертью храбрых за родное отечество! Но хрен с ним, делов на копейку! Короче, не поминайте матом! Кто старое помянет — тому кирдык! Не судите меня строго за мое вранье! Иная ложь может быть в десять раз благородней правды! Да здравствует Вытхуяндия! Искренне Ваш, Зебр! Растроганные вытхуянцы зааплодировали.

— Да, самое главное забыл! — встрепенулся полосатый. — Всё своё имущество, а также всё мои долги, задолженности, займы, кредиты, проценты и проценты с процентов я завещаю своему лучшему другу Жираффу!

— Спаси-и-ибо, мне не надо! Я отка-а-азываюсь! — взвизгнул старший советник.

— Желание умирающего — закон! — осадил его Бегемот, попыхивая сигарой.

Жирафф смирился.

— И кое-что ещё! — Зебр никак не хотел умирать.

— Чувство глубокой неудовлетворенности не позволяет мне присоединиться к ранее усопшим! Вот если бы перед смертью я переспал с кем-нибудь… Последний раз в жизни… — он явственно глянул на Белку.

— Что ж, это нормально! — одобрил Бегемот. — Перед смертью можно.

— Зебр, ты дурак! Совсем что ли?! — возмутилась Белка. — Никогда!!!

Жирафф выступил вперёд:

— Зебр, ну если хо-о-очешь, я мог бы…

— Отвали, профитроли! — перебил его Зебр. — Надо было становиться «голубым», когда тебе предлагали!

— Ладно! Хорошо! — неожиданно согласилась Белка. — Но только если ты потом точно умрёшь!

— Зуб даю! — подскочил на койке полосатый. — Сразу же копыта отброшу!

— Пять минут, и только с презервативом! И никаких извращений!

— Это будет беспрецедентный акт милосердия! — пришёл в восторг Бегемот. — О нём напишут во всех вытхуянских летописях!

Белка морально настроилась принести в себя в жертву Зебру и уже распустила свои великолепные рыжие волосы, а смущённые вытхуянцы и с ними Василиса собрались покинуть помещение. Но в этот момент дверь распахнулась, и в палату деловито шагнул врач в сопровождении молоденькой медсестры.

— Лапочка, да вы опять всё перепутали! — рявкнул доктор на девушку. — Я вам кого говорил подключить к реанимационной аппаратуре? Умирающего из тринадцатой палаты! А вы кого подключили?

Медсестра пробормотала извинение и принялась освобождать Зебра от трубок и проводов.

— Почему вы здесь курите?! — набросился врач на Бегемота.

— Док! — застонал Зебр. — Скажите, сколько мне осталось?

Врач распахнул окно, и в накуренное помещение ворвалась сочная воздушная волна.

— А вы вообще-то можете идти!

— Как идти? Куда идти? — изумился полосатый. — В морг? Самому?!

— Какой ещё морг? — доктор принялся помогать медсестре с приборами. — Домой, или где вы тут остановились! Вам повезло — у вас только пара царапин! В следующий раз будьте осторожней с курортными знакомствами!

— Ты всё запомнил? — спросила Василиса Осла, не отрывая взгляда от экрана ноутбука, который держала на коленях.

Они, а с ними — Белка, сидели на кожаных диванах внутри длиннющего губернаторского авто. Время от времени водитель включал «крякалку», и машины спешили посторониться.

Осёл кивнул. Одетый в классический костюм, при неброском галстуке и в строгих ботинках, со смышленым лицом и приятным взглядом он походил на молодого, быстро поднимающегося по служебной лестнице управленца.

— Вот повезло! — Вася при помощи клавиатуры ловко жонглировала страницами во всемирной сети в поисках необходимой информации. — Наш кувейтский нефтемагнат учился в Москве, в одном из университетов. Следовательно, должен неплохо знать русский язык. Надо срочно сообщить об этом Зебру.

— Зайки мои, ну вы такое задумали — я прямо поражаюсь! Это так интимно! — Белка, ещё вчера вернувшая себе при помощи десятка магазинов все атрибуты своей красоты и пафосности, старательно прихорашивалась.