Александр Ермак - Записки озабоченного

Звоню Казимиру:

– Брат, у меня для тебя есть электронный адресок одной подруги…

Он отвечает шепотом:

– Спасибо, но поздно.

– Не понял.

– Не понял, не понял. Я тут не один. У меня все в порядке.

– Теперь понял. Пока…

– Давай…

И Казимир уже свои проблемы решил. Извини, «88-58-92», мы тебе не поможем.

Да, а что скажет товарищ «Ласка»? Вскрываю письмо:

«Во вторник в семь на Тверском бульваре. У памятника Есенину. У меня изумрудные глаза».

Гм, Твербуль – центровое место: все на нем норовят стрелку забить. Хорошо хоть не у памятника Пушкину, там такая толпа всегда встречается. С Наташей увиделись у скамейки. С Лаской, значит, рядом с Есениным. «Зацелую до пьяну, изомну как цвет…»

Как я ее узнаю? Вот ведь женщины, какие приметы выдают. «У меня изумрудные глаза»… Но что там еще было в ее первом письме? Ага: «30 лет, грудь – 2, рост – 180». Значит, на бульваре надо смотреть поверх среднестатистических голов и тогда обнаружу. О’кей.

Заносим в график. Значит, так: четверг – занято («Русалка»), следующий вторник – занято (Ласка), а вот эти выходные вследствие отставки «88-58-92» освободились. И дальше за средой свободно. Можно давать ответ «чувствительным» и «разумным». Будем чередовать: «чувствительная» – «разумная», «чувствительная» – «разумная».

В первую очередь пишем «Пухленькой блондинке», уж не знаю, чем она меня привлекает. В ее письме ничего вроде особого не было. Но поехали:

«Моя ласковая и нежная Зверюшка. Я предвкушаю. Я хочу ощутить тебя у тебя в субботу или в воскресенье. Назначь мне место и время встречи. Я трепещу. Твой ласковый и нежный зверь».

Предварительно помечаем выходные («Зверюшка») и беремся за ответ Ольге: «Ольга, я читаю и перечитываю Ваше письмо. Безусловно, Вы – глубокая, рефлексирующая личность. Думаю, судьба дает нам то, чего мы так страстно желаем. Надеюсь на скорую встречу. Хомо сапиенс».

Конкретную дату ей не предлагаю, потяну время, пока даст ответ «Зверюшка», чтобы не поломать график. В том же духе отвечу и всем остальным (с индивидуальным, разумеется, подходом).

Нике: «О, моя Ника. Мне кажется, что ты – действительно необыкновенная женщина. Твое письмо меня так взбудоражило, так возбудило. Я не хожу, я просто летаю над землей в ожидании нашей встречи. Воссоединимся же душами и телами. Твой ласковый и нежный зверь».

А теперь Виоле: «Равель и Гоген, что может быть лучше? Только Писсаро и Шостакович. А Шопена, конечно, не нужно. Но под Генделя – это романтично. Я в нетерпении. Хомо сапиенс».

И еще у меня осталась «Твоя Я» – поэтесса. Ответим достойно:

«Источник света» – это у меня, видимо, из-за сегодняшнего интервью с энергетиками. А Рабиндранат Тагор почему? А Будда его знает…

Можно засылать почту. Но сначала проверяю, не перепутал ли имена, адреса и тон обращений. Все вроде правильно. Отправляю. И получаю два письма. Первое от еще одной проститутки. Как же мне они надоели.

Сличаю адрес. Нет, с этого мне еще предложений не приходило. А, наверное, это не последнее письмо от «жриц любви». Вздохнув, отвечаю: «Спасибо за предложение. Но не беспокойте, пожалуйста, меня впредь».

А второе письмо от Наташи, от «детсадовской». Ее снова на подвиги потянуло? Читаю, точно:

«А ты был ничего. Давай сделаем это на чертовом колесе в парке. Завтра же. Я думаю, это будет чудесно. Наташка».

Что же ей написать-то? С графиком никакой ясности нет. Сделаю вид, что еще не читал письмо. А дальше посмотрим… не помню, какой же певец это пел: «И на чертовом… па-ра-рам… колесе…»

Ну вот, оглянуться не успел я, как четверг катит в глаза-с. Еду на Багратионовскую к Русалке.

Купил красную розу и журнал, на обложке которого девица в морской волне. Стою, где было указано, жду.

Приготовился к тому, что она опоздает, как и Наташа, на полчаса. Но Русалка выплыла практически вовремя. И я узнал ее издали. Она, правда, была похожа на русалку со своими волосами, распущенными поверх светлой, переливающейся как чешуя, куртки.

Русалка глянула на мой журнал:

– Привет, мой ласковый и нежный зверь.

Я протянул розу:

– Здравствуй, моя русалка.

Она игриво посмотрела на меня:

– Погуляем немного?

Жму плечами:

– Почему бы и нет…

Медленно бредем по улице. Русалка явно меня прощупывает – расспрашивает о работе. А мне скрывать нечего. Рассказываю, как на духу:

– Журналист, озабоченный в данный момент. Ты знаешь, чем…

Она не отстает, требует подробностей:

– А в какой газете работаешь?… Наверное, со звездами всякими общаешься…

Называю свою газету. Объясняю, что лично мне – сотруднику отдела расследований, – больше приходится общаться со всякими проворовавшимися чиновниками, менеджерами и рядовыми гражданами, а так же гражданками. А еще с аферистами.

– А еще с убийцами.

Она в ужасе:

– С убийцами?

Пытаюсь объяснить ей, что это отнюдь не хуже, чем со звездами. Даже лучше. Незвезды обычно не выпендриваются.

Конечно, Русалке в ее 21 год больше интересны как раз всякие знаменитости. И я мог бы соврать ей, как пил за кулисами с Алкой и Филиппком на троих из горла. Но я давно (не без совета Казимира) завел себе малахитовое правило: никогда не врать. Ведь тогда позже не приходится оправдываться, выпутываться из неловких положений, в которые сам себя загнал. И потому коротко объясняю Русалке, что интервью со звездами – это очень небольшая часть журналистской работы, лишь ножка рояля, таящегося в кустах. Людей интересует и многое другое, кроме частной жизни звезд. В частности, кстати, и замешанные на криминале энерготарифы, о которых я сейчас готовлю материал.

Моя сермяжная откровенность, похоже, возымела действие. Русалка убедилась, решила, что я не опасен, кивнула:

– Нам пора. В ту сторону…

– Идем.

Уже молча и быстро проходим мимо нескольких домов. Проникаем в какой-то двор. У-у… Знакомая картина: несколько подъездов с одной стороны и детский сад – с другой. Я, конечно, тут же подумал о Наташе. Вспомнил домик на игровой площадке, голый круп в лучах фонаря…

Слава богу, мы вошли в подъезд дома. Поднимаемся на лифте. Русалка улыбается. Я тоже. Глупо, но не плакать же?

Выходим на лестничную площадку. Она вытаскивает ключ. Открывает дверь:

– Заходи.

Русалка проскальзывает в квартиру следом за мной. Я тянусь к пуговице на пальто. Но девчонка толкает меня к двери в ванную:

– Я же предупреждала. В чем пришел.

Все же до ванной мне удается сбросить пальто. Но все остальное: ботинки, джинсы, джемпер – на мне.

Она запихивает меня в ванную. Забирается сама. Ага, без своей переливающейся куртки. Тоже успела сбросить. Но в остальной одежде. Честно.