Дэвид Лодж - МИР ТЕСЕН

— «Пиво»-рискнул предположить Перс.

Фробишер настороженно посмотрел на него через свои совиные очки и покачал головой. — Даю еще одну попытку.

— Понятия не имею, — признался Перс.

Фробишер сделал медленный глоток и затем торжественно взглянул на Перса. — «Мазать», — сказал он, выдержав паузу.

— Мазать? — озадаченно спросил Перс.

— «Мазать», «смазка», «вымазать». И все возможные слова этого корня, употребляемые как в прямом, так и в переносном смысле. Сначала я Демпси не поверил и просто рассмеялся ему в лицо. Но потом он нажал кнопку, и машина начала выдавать все словосочетания из моих романов, в которых это слово встречается в той или иной форме. И они стали мелькать на экране с такой скоростью, что я и прочесть их не успевал, и каждое имело ссылку на номер страницы и строки: «щедро намазал маслом кусок хлеба», «перемазались как свиньи», «вмазал ему по уху», «не подмажешь — не поедешь», «толстый, как замазка, слой косметики», «да его по стене за это размажут», «показала мне свою мазню», «на этот раз ему не удастся отмазаться» и, представь себе, «его член задвигался в ней, как хорошо смазанный поршень». Я был шокирован, поверишь ли. Будто меня самого обмазали дерьмом! Я и не представлял себе, что не могу обойтись без этого слова. А Демпси, радостно хмыкая, снова нажал кнопку и показал другие предпочитаемые мною слова. Вверху списка стояли, если не ошибаюсь, «грубый» и «грязь»-очевидно, у меня склонность к употреблению мрачных слов, начинающихся с буквы «г». Дальше шли «губить» «дым», «чувство», «борьба», «бегать» и «тело». Затем Демпси прошелся по категориям. Из частей тела я чаще всего употребляю «рука» и «грудь», причем первая часто лежит на второй. Прямая речь персонажей мужского пола неизменно сопровождается простой фразой «сказал он», в то время как женская речь — более разнообразными и экспрессивно насыщенными сочетаниями: «тревожно прошептала она», «вздохнув, ответила она», «со страстью в голосе воскликнула она». У всех моих героев карие глаза — как у меня. Мое излюбленное бранное слово-«сволочь». Женщины, в которых влюбляются мои герои, носят библейские имена, начинающиеся на «р»:- Руфь, Рахиль, Ребекка и так далее. Главу я обычно заканчиваю сухой короткой фразой.

— И вы спустя шесть лет все это помните? — изумленно спросил Перс.

— Чтобы я не забыл, Демпси распечатал всю эту музыку, положил в папку и вручил мне. «На память об этом дне», — с подозрительно радостной улыбкой сказал он. Я принял подарок, прочел его в поезде, а на следующее утро, сев за стол поработать, понял, что не могу написать ни слова. Каждый раз, когда мне нужен был глагол, у меня в голове возникало «мазать». Каждый раз, употребив фразу «сказал он», я вымарывал ее и писал сверху «проговорил он» или «заявил он», но как-то все это было некстати, и я снова возвращался к «сказал он», и опять она выглядела слишком предсказуемой и механической. Этот Демпси со своим Джошем здорово уделали меня. С тех пор я не могу писать прозу.

Закончив, Фробишер одним глотком осушил свой стакан.

— Ничего более печального мне еще не приходилось слышать, — сказал Перс.

В баре замигали лампочки.

— Закрываем, дамы и господа! — выкрикнул бармен. — Идем, — сказал Фробишер, — я знаю место, где можно продолжить. В Сохо.

Компьютерный центр университета в Дарлингтоне допоздна светится огнями. Студенты — пользователи электронной техники уже давно разошлись по общежитиям и наемным углам, кафе и дискотекам, оставив за собой отбросы в виде цветных перфокарт, рулонов распечатки и бумажных обрезков. В воздухе слегка пахнет горелым, будто электронная техника выжгла всю его природную свежесть. В здании осталось двое:

один, сидя за стеклянной перегородкой, снимает обертку с бутерброда с сыром и задумчиво поглядывает на другого, который склонился над клавиатурой терминала в машинном зале.

— НИКТО МЕНЯ НЕ ЛЮБИТ, — печатает Робин Демпси.

— ПОЧЕМУ ВЫ ТАК ДУМАЕТЕ?

— ЗАВИДЕВ МЕНЯ В УНИВЕРСИТЕТСКОЙ СТОЛОВОЙ, КОЛЛЕГИ НИКОГДА НЕ ПОДСАЖИВАЮТСЯ КО МНЕ ЗА СТОЛ.

— КАК ВЫ ДУМАЕТЕ, ПОЧЕМУ?

— НЕ ХОТЯТ СО МНОЙ РАЗГОВАРИВАТЬ.

— ПОЧЕМУ, ПО-ВАШЕМУ, ОНИ ЭТОГО НЕ ХОТЯТ?

— ПОТОМУ ЧТО БОЯТСЯ, ЧТО Я НАЧНУ ИМ РАССКАЗЫВАТЬ О СВОЕЙ НАУЧНОЙ РАБОТЕ, ЧЕГО ОНИ НЕ ПЕРЕНОСЯТ, ТАК КАК Я ЗАНИМАЮСЬ НАУКОЙ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ВСЕ ОНИ ВМЕСТЕ ВЗЯТЫЕ.

— РАССКАЖИТЕ О СВОЕЙ НАУЧНОЙ РАБОТЕ.

И Робин Демпси час без перерыва барабанит по клавиатуре.

Перс никогда прежде не бывал в Сохо. Его не только ошеломило, но и возбудило бесстыдство, с каким у посетителей злачного района распаляют похоть. Стриптиз, массажные салоны, порнофильмы, порновидео, порнокниги и порножурналы — на всех углах и во всех мыслимых формах. Пульсирующий ритм рока, бьющий из полуподвалов. Запах рыбы и чеснока, проникающий через вентиляционные решетки. Шлюхи и зазывалы, маячащие в дверных проемах. И всюду красующееся слово «секс»: на книжных обложках, в витринах магазинов, на майках — и крупно, и мелко, и печатными буквами, и неоновым светом, и красное, и желтое, и синее, и вдоль, и поперек, и по диагонали.

— Вконец загадили Сохо, — пожаловался Рональд Фробишер. — Одна большая порнуха, вот что это теперь такое. И куда подевались чудные итальянские бакалейные лавки и винные магазинчики? — Он в нерешительности остановился у перекрестка. — Все так поменялось, не мудрено и заблудиться. Если память мне не изменяет, здесь когда-то был магазин, где

продавали кофе в зернах. — Теперь магазин торговал порнографической литературой. Перс заглянул внутрь. Читатели мужского пола стояли шеренгой у книжных полок в молчании и задумчивости, как у писсуаров в туалете или в церкви на молитве.

— Я бы не сказал, что они кайф ловят, — заметил Перс, когда они с Фробишером двинулись дальше.

— И неудивительно. Я думаю, если кто из книгочеев начнет дрочить, его вышвырнут на улицу. — Фробишер свернул в узкий переулок и остановился у дверей, над которыми светилась неоновая вывеска «Клуб Экзотика».

— Вот сволочи, — сказал Фробишер. — Прикрыли старый добрый клуб «Погасшие огни».

— Кажется, теперь здесь стриптиз, — сказал Перс, разглядывая фотографии артисток, заключенные в стеклянную витрину: Лола, Шармен, Мэйди.

— Ну что, ребята, заходим? — спросил возникший в дверном проеме смуглый коренастый человек. — Наши девочки вставят грифель вам в карандаши.

— Меня больше устроит лента для пишущей машинки, — ответил Фробишер. — А где теперь ночной клуб «Погасшие огни», который раньше был на этом месте?

— Не знаю, — сказал крепыш, пожав плечами. — Да вы заходите, посмотрите шоу — не пожалеете.

— Спасибо, в другой раз. Идем, Перс.

— Погодите. — Перс, едва не потеряв сознание, уперся обеими руками в стену. На одной из фотографий, вне всякого сомнения, была изображена Анжелика, обнаженная и опутанная цепями; руки ее были связаны за спиной, а по плечам струились распущенные волосы. Лицо было картинно искажено страданием. На лобке стояла красная печать «Просмотрено цензурой», а на красной ленте поперек груди написано ее имя: Лили. А. Л. Пабст. Анжелика Лили Пабст.