Илья Суслов - Рассказы о товарище Сталине и других товарищах

Цыгане допели унылое:

Первые три ряда жидко поаплодировали.

Потом на сцену вырвался тот же атаман-бородач и весело крикнул:

— А теперь наше, цыганское!..

И начался концерт.

Когда мы проснулись в Вене в пансионе мадам Беттины, в Москве начался первомайский парад. Ира сказала:

Откуда она знает такие замечательные стихи?

На моей двери в редакции висела табличка «Евгений Сазонов». В эту комнату входить было опасно: там сидели остряки. Опаснее всех в этом отношении был художник шестнадцатой полосы Вагрич Бахчанян. Как только он появлялся, я всегда говорил ему: «Бах, я умоляю тебя, когда входят посторонние, не открывай своего чудовищного рта. Нас из-за тебя пересажают. Обещаешь?» Бах был исключительно талантливым и изобретательным иллюстратором рассказов, появлявшихся на 16-ой полосе «Литгазеты». Он отвечал: «Я постараюсь, Илья Петрович». Но у него ничего не получалось.

В нашей комнате стоял телевизор. И однажды выступал Брежнев. Мы слушали. В комнату вошел старик К. из соседнего отдела. У меня с ним были хорошие отношения. В 37-м году его взяли прямо в кабинете редакции, и он отсидел в лагерях чуть ли не 18 лет.

— Кто выступает? — спросил К.

— Райкин, — сказал Бахчанян.

— Что вы говорите! — обрадовался К. и пошел к телевизору. Брежнев в эту минуту был очень похож на одну из масок Райкина с его неправдоподобными бровями. Но К. услышал брежневское: «Трудящие усей страны с охромным воодушевлением устретили...» — и выскочил с изменившимся лицом из комнаты.

— Ну, кто тебя тянул за язык, Бах? — строго сказал я. — Сколько раз я всех вас просил не открывать свои пасти при посторонних. Бах, я не могу тебе доверять...

— Доверяй, но расстреляй, — сказал Бах.

Дверь приоткрылась, К. поманил меня пальцем в коридор.

— Дождались, кретины, — сказал я и пошел к нему.

К. был очень возмущен.

— Слушай, — сказал он. — У тебя черт знает что творится! — Ты слышал, как этот тип сказал о Брежневе?

— Что он сказал?

— Он сказал, что это Райкин! Ты знаешь, что за это может быть? В мои времена за такое...

— Тебе послышалось, — сказал я, — я ничего не слышал такого.

— Как не слышал?

— Тебе послышалось.

— Что ты мне рассказываешь? Этот бородатый, ты за него все время заступаешься... В Венгрии тоже все началось с клуба Петефи...

К. спутал. Бахчанян не был бородатый. Бородатый был другой, Владик.

— Пойдем выясним...

Мы зашли ко мне.

— Что тут происходит? — сказал я очень, очень строго. — Ты, Владик, зачем сказал про Брежнева, что он Райкин? Что эта за выходка?

— Илья Петрович! — взвыл изумленный Владик. — Христом-Богом клянусь, я ничего не говорил. Как можно про Брежнева Леонида Ильича такое сказать! Клянусь мамой, детьми моими нерожденными клянусь, клянусь своим подорванным здоровьем! Я клянусь...

— Не морочь голову, Владик. Ты с перепоя мог сморозить эту неуместную, глупую шутку, а теперь на нас настучат...

— Я не собираюсь, — сказал К.

— Спасибо.

— С какого перепоя? — обиженно спросил Владик. — Я и выпил-то всего бутылку. Максимум две.

И все обошлось.

А Вагрич Бахчанян теперь живет в Нью-Йорке.

Мы долго думали, кто у нас «стучит». Ну не может быть, чтобы не «стучали». Всюду «стучат», а у нас нет? Не может быть! Но кто? Все такие способные, остроумные, находчивые.

У нас в отделе работал В. Биография у него была очень пестрая. Он кончил только десятилетку и в свое время работал официантом в самых лучших ресторанах. И даже обслуживал кремлевские банкеты при Хрущеве. А потом стал писать. И писал, надо сказать, очень смешно. Когда его увидел писатель Морис Слободской, он сказал мне:

— Первый раз вижу человека одновременно из половых и из органов.

Но скорее всего, это была шутка. Я до сих пор не знаю, кто же у нас «стучал».

У меня была подруга, которая работала в ансамбле «Березка». Там была железная дисциплина. Ансамбль был выездной, валютный. Он объездил весь мир.

— Где тебе больше всего понравилось? — спросил я ее однажды.

— А мы ничего и не видели, — сказала она. — Концерты, репетиции, разъезды. Мы получали в поездке по десять долларов в день. И на них надо есть три раза в день и еще сэкономить, чтобы привезти домой на продажу всякое барахло.

— Как же вы управлялись?

— А мы покупали за границей самые большие чемоданы. Когда мы ехали туда, то чемоданы забивались продуктами на всю поездку: сахар, соль, печенье, колбаса, концентраты, консервы, чай, мыло, кофе, ну все, чтобы прожить и экономить. А обратно в тех же чемоданах мы провозили кофточки (наш кооперативный дом так и назывался — «кофточкин дом»), часы, платья, костюмы, дубленки, колготки... И на это можно было потом прожить очень хорошо, ты же знаешь, как идут заграничные вещи...

— Ну, предположим, вы на гастролях месяц. И ничего не едите. По десять долларов в день — это всего триста долларов. Что же можно купить на триста долларов при нынешних-то ценах?

— А распродажи? — сказала моя подруга. — Ты ведь не представляешь, какие у них на Западе распродажи! Нас специально привозили в такие магазинчики, где все почти даром. У них там это вышло из моды два-три года назад. А у нас — это мода будущего. Вот видишь эти дамские часики? Я отдала за них полтора доллара, а продам за 80 рублей. Ведь с руками оторвут.

— Но ведь так и от голода помереть недолго. Посмотри на кого ты похожа после этой поездки: кожа да кости.

— Ничего, — сказал подруга, — были бы кости, а мясо еще нарастет. Зато я не нищая и не проститутка. Наши девочки в ансамбле получают по 79 рублей в месяц. Можно на это прожить? А из поездок я и квартиру себе купила, и машину, и одета по-человечески...

Она рассказала, как они остановились однажды в небольшой гостинице в Швейцарии. И вечером перед концертом в гостинице погас свет. Раз погас, два. Хозяйка гостиницы очень взволновалась, а потом позвала руководительницу ансамбля Надеждину и сказала, что если свет погаснет еще раз, она выселит ансамбль «Березка» из гостиницы. Оказалось, что свет гас потому, что все девочки в одно время включали свои кипятильники: хотелось чайку перед концертом.

А железная дисциплина достигалась очень простым способом. Говорили, что в следующую зарубежную поездку поедет не сто человек, а восемьдесят. И девочки начинали стараться. Партком был всегда завален доносами: девочки старались выслужиться и попасть в заветный список. Они писали, что Павлова в прошлой поездке вышла из гостиницы в вечернее время, хотя знала, что это запрещено, а Сидорова зашла вместе с Петровой в универмаг, хотя Василь Васильевич запретил туда заходить. Василь Васильевич — так звали всех кагебешников, которые были прикреплены к ансамблю во время поездок. Они занимали в ансамбле самые разные должности: балалаечника, рабочего сцены, помощника администратора. Но все назывались Василь Васильевичем и охотно отзывались на это имя: какая разница?..