Алина Кускова - Супермен для феминистки

Выкрадывать ключ среди бела дня было бы верхом наглости. Идти к начальству ДРСУ и рассказывать о произошедшем казусе было недальновидно. Забелкин пришел к выводу, что нужно дождаться ночи и действовать бесшумно и быстро. Тем более, как он отметил, замок на дверях гаража был ржавый и хлипкий, висевший больше для отчетности, чем для охраны казенного имущества. Рассуждая, каким образом ему нужно будет попасть на со всех сторон огороженную территорию ДРСУ, Забелкин задумался и не заметил мальчишку, караулившего его у ворот. Велосипед валялся там, где его бросил Забелкин. Парнишка подскочил к Забелкину, крикнул: «Ки-я!» – и врезал ботинком похитителю между ног. Пока Забелкин, согнувшись в три погибели, страдал от нанесенного юным каратистом удара, школьник вскочил на свой велосипед и скрылся из виду.

Сторож Сан Саныч, пожилой мужчина далеко запенсионного возраста, подрабатывал в ДРСУ по ночам. Днем он собирал бутылки и ругался со своей бабкой, не желающей понимать тонкую организацию его чуткой души, требующей частых возлияний. Ночная работа была для него больше, чем работа, она являлась полноценным отдыхом, во время которого Сан Саныч чувствовал себя хозяином положения. Сегодня у него в гостях сидел сторож с соседнего предприятия, нетвердой рукой разливавший настойку боярышника по граненым стаканам. Оба рассуждали о бренности бытия и чокались за вечную дружбу.

Одетый в черное трико, черный свитер и черную лыжную шапку, из щели которой блестели его злые глаза, Забелкин пробирался к ДРСУ. Он нес с собой фомку и веревку с крюком, одолженную у друга-альпиниста. Мастерски забросив ее на стену, Забелкин, как кошка, перебрался на другую сторону. Вглядевшись в темноту, он определил место нахождения гаража с вожделенным грузовиком и направился к нему. Ловко орудуя фомкой (откуда только появились такие таланты? Видно, сказались гены его прадеда, ловкого мошенника и вора), он открыл ворота…

Сан Саныч услышал скрип, доносящийся с вверенной ему территории, но выходить на улицу из теплого помещения ему жуть как не хотелось. К тому же настойка благополучно закончилась, и гость с тоской вглядывался в этикетку пузыря со стеклоочищающей жидкостью. Стоял вопрос жизни и смерти. Очень хотелось выпить эту дрянь, чуткая душа требовала дальнейших возлияний, и ей было не до скрипов. Сан Саныч взял пузырь из дрожащих рук гостя и поднес к носу. Близорукими глазами он прочитал надпись, гласящую о содержании спирта и о том, что производитель не несет ответственности за применение жидкости не по назначению. После чего махнул рукой и принялся открывать пузырь.

Забелкин проворно залез в кузов грузовика, нащупал свою кожаную сумку, сунул ее за пазуху и прыгнул. Но неудачно. Боль, пронзившая все его тело, была такой острой и нетерпимой, что он заорал нечеловеческим голосом.

Опустошенный стакан дрогнул в руках Сан Саныча. Гость с тревогой поглядел на пузырь.

– Глюки, – решил он, – во как забирает!

– Хороша, зараза, – согласился с ним Сан Саныч, – только что-то орало. Ты не слышал?

Тот отрицательно мотнул головой и полез за очередным пузырем.

– Я – пас, – замотал головой Сан Саныч, – а то снова станет мерещиться всякая галиматья.

Пузырь занял свое место на полке.

– Или черт с ней, пусть мерещится, – сдался сторож.

Забелкину было больно передвигаться, не то, что лазить по стенам. Он решил пройти через вахту, сказав, что идет из конторы. Днем это сошло ему с рук, может, сойдет и ночью. Выбора у него не оставалось, боль была настолько сильной, что он боялся потерять сознание. Сейчас он упадет, его найдут только утром. Первым делом опустошат сумку. К этому времени ему будет уже все равно. А предательница Василиса даже не придет к нему на кладбище.

Забелкин прихромал к сторожке, в которой располагалась вахтерная с Сан Санычем, и тихо открыл дверь, надеясь, что его не заметят.

– Глюк! – выдохнул гость, глядя на черный силуэт.

– Нечистый! Изыди, сатана! – отмахнулся Сан Саныч.

Забелкин сразу все понял и решил действовать напролом.

– Пьете, сволочи?! – рявкнул он на пропитушек.

– А ты кто, чтобы нам ук-ук-указывать? – храбро икнул Сан Саныч.

– Белая горячка! – жутким от боли и злости голосом прокричал Забелкин, пробираясь к выходу.

– Мать моя женщина! Белая горячка – вся черная! – прошептал Сан Саныч и рухнул под стол.

Забелкин беспрепятственно вышел на улицу и растворился в темноте.

Добираться пришлось на перекладных. Хоть он снял шапку и постарался выглядеть обычным прохожим, подвозить его никто не хотел. Только после того как он догадался встать под фонарем и вытащить на тусклый свет стодолларовую купюру, рядом с ним остановилась машина. Водитель придирчиво помял купюру в руках и согласился провезти Забелкина до половины пути. Чтобы проехать другую половину, пришлось действовать подобным образом. Лишившийся двух сотен долларов Забелкин доковылял до родительского крова и упал у двери, успев нажать на кнопку звонка.

Выскочившие на шум у дверей родители втащили сына в квартиру и вызвали «Скорую помощь». У Забелкина оказался закрытый перелом ноги. Его срочно транспортировали в больницу. Кожаная сумка осталась лежать под диваном, на котором Забелкин дожидался «Скорой помощи». Но в своих родителях он был уверен на сто процентов. Они никогда бы ничего не взяли из его личных вещей, а тем более денег. Наоборот, они все время старались что-то подкинуть ему. Такова уж родительская сущность. От того, что сумка возвращена ему в целости и сохранности, как он думал, ему стало намного легче, боль притупилась. Забелкин не собирался долго разлеживаться в больнице. Пока его везли на машине «Скорой помощи», он с ехидной улыбкой на устах обдумывал план мести своей бывшей жене. Дуре, нескладухе, тетехе, которая и стала первопричиной его закрытого перелома.

Василиса между тем устраивалась на работу. Новый образ ей чрезвычайно нравился: каблуки добавляли роста, делая ноги длинными, прическа выделяла из окружающей среды, модный прикид облегал точеную, как выяснилось, фигурку. Многие мужики безрезультатно оглядывались ей вслед. Она оставалась неприступной крепостью, бастионы которой не дрогнули даже перед шефом Алевтины. Высокий стройный брюнет, каждый вечер занимающийся на тренажерах, запал бы сразу в ее сердце, случись эта встреча несколькими годами раньше. Сейчас ей, обремененной тяжким опытом семейной жизни с Забелкиным, все мужчины – и брюнеты, и блондины – казались божьей карой, ниспосланной женщинам. Федор, как он представился, снисходительно улыбнулся растерявшейся Василисе, скромно устроившейся на стуле для претендентов.

– Вас рекомендовала Алевтина Качалкина, наша лучшая сотрудница, у меня нет никакого повода ей не доверять и сомневаться в вашей компетенции,– так начал свою речь шеф. – Тем более что работать вам предстоит под ее руководством. Простите, как вы сказали, вас зовут?