Алекс Сидоров - Люфтваффельники

Дневальный по роте, продолжая монотонно бренчать на трех уцелевших струнах раздолбанной гитары, уже как на арфе, не переставая тупо бубнить «эй, деффка», вставил свою весомую реплику.

— Карантин, парни! Забыли, что ли? Все посылки надлежит вскрывать только пред строгими очами старшины роты или в присутствии дежурного офицера! Продукты и все отдаленно похожее на съестное, включая консервы и прочую консервацию, изымаются под чистую в фонд ближайшей мусорки и безжалостно уничтожается в канцелярии роты в присутствии хозяина продуктов, дабы треклятый дизель не плодился и не множился… во как! Эй, деффка… ааааааАААааааа…

Тут уж на правах старшего в команде курсантов-посудомоек, пришла моя очередь выказывать свое пролетарское возмущение.

— Вот, ёпт! У себя дома, что-то мы этим сраным дизелем никогда не болели, а если и обсерались, то явно с пережору незрелыми фруктами и никак иначе. И даже не слышали про подобную дрянь… а тут идеально стерильные и категорично пользительные для здоровья наших организмов домашние продукты, присланные из дома заботливой мамой… пардон, МОЛОДОЙ ЖЕНОЙ и в мусорку?! Вот уж хрен! Завтра тайно вскроем посылку в ближайших от почты кустах, что надо изымем и заберем с собой, а ящик заколотим взад. Лелик все притащит в столовку, скрытно естесссссссно. А Витек демонстративно прогуляется в казарму и повторно вскроет ящик в каптерке у старшины. Остальные же прям с утреца запряжемся таскать горячую воду, чтобы после всеобщего завтрака каши из хлорки, сваренной на лизоле, опять долбанные диски елозить. Дискотека, твою мать, вот романтика…?! И когда ж она только закончится?! И ради этого беспросветного дерьма надо было ехать за тридевять земель и поступать в военное училище?! Ухулеть какое счастье?! Сказал бы кто раньше?! Эх, мамочка… То дизель, то желтуха, то вши, то туберкулез… Просто йопнуться от вселенского восторга! You are in army now, парни!

С огромным трудом разувших и частично раздевшись, в полуобморочном состоянии мы попадали в койки с давно провисшими пружинами даже не умывшись на ночь. А какой смысл?! И так целый день копошимся в воде насквозь промокшие, высыхать не успеваем! Будем считать, что априори чистые… Мокрые — значит чистые! Такая вот бронебойная логика.

Проспав до команды «Подъем», с утра пораньше, в соответствии с ранее утвержденным незамысловатым планом мы разделились на две группы.

Пока разводили «посудомой» в древних эмалированных ваннах, приспособленных для ручной мойки больших объемов посуды, и таскали из варочного цеха горячую воду, с училищной почты притопал Лелик Пономарев с вещмешком на плече. Его смуглая физиономия светилась от счастья как «Прожектор перестройки».

— Пацаны, живем! Витькина жена… не знаю как там… в профиль, в анфас… и как у нее обстоят дела с прочими тактико-техническими характеристиками, типа рост, вес, размер бюста и все такое, но хозяйственная, заботливая и по-бабски мудрая, бля буду… Просто сокровище и ангел воплоти!

— Чего это ты разошелся на неслыханные комплименты и дифирамбы в адрес чужой жены к тому же, Леля?! С какого полового члена?!

Киевлянин, улыбаясь образцовым голливудским смайлом от уха до уха, театральным движением расстегнул гимнастерку и вытянул из-за ремня толстенькую резиновую грелку. Самую обычную медицинскую грелку грязно бордового цвета… но раздутую до неприличия.

— Ву-а-ля! Коньяк!

Мы дружно взвыли от поросячьего восторга, не в силах сдержать свои бурные эмоции. Ай, какая умница, женушка Витьки Копыто! Вот удружила! Вот услужила! Многократно расцеловали бы руки и все остальное, несмотря, что чужая жена… и задушили бы в объятиях… искренней благодарности, естественно и никак иначе.

Лелик, довольный произведенным эффектом, неспешно развязал вещмешок и под наши многочисленные возгласы и самые искренние комплементы Витькиной жене, а так же обильное слюнотечение, начал вытаскивать дефицитные деликатесы.

Чего там только не было?! Четыре палки сухой копченой колбасы, витые круги сногсшибательно-ароматной домашней колбаски, заботливо замотанной в марлю с пропиткой, полновесный шмат нежнейшего сала с чесночком и тмином, завернутый в пергамент, объемный свиной желудок под завязку забитый мелко-резанным жарено-копченым мясом и залитый нежнейшим смальцем и т. д. и т. п.

Могучий киевлянин, смеясь и зубоскаля, рассказывал, что Витька Копыто потащил в роту на скрупулезный санитарно-пограничный досмотр дотошному старшине, почти пустой посылочный ящик, в котором на самом дне сиротливо болталось пару носовых платков, шерстяные носки ручной вязки, семейные трусы из ситцевой ткани в мелкий горошек и …все!!! Хе-хе!

Пока мы отмывали посуду в ускоренном режиме, был послан гонец в хлеборезку и в овощной цех. Наша бригада лихорадочно готовилась к грандиозному пиршеству. При этом, не переставая восхищенно отзываться о прозорливости молодой Витькиной жены, которая услужила, так услужила, положив в посылку именно то, чего так не хватало курсантскому желудку, утомленному до полного отвращения однообразной казенной пищей с преимуществом отвратного бигуса. (см. «Бигус»)

Вскоре в столовую прибежал взъерошенный Витя Копыто, похожий на тореадора, неоднократно изнасилованного разъяренным быком прямо на арене при проведении очередной корриды.

— Ёпт, зубоскалите, да?! А старшина смотрел на меня как на полного долбоеба! А как иначе?! Посылка на 20 кг., а на дне пустого ящика две тряпки сиротливо болтаются. Мерзлов пригрозил, что если в казарму пьяными приползем или хотя бы с остаточным запахом, то лично всем очки развальцует похлеще, чем в обсерватории. И анализ на «дизель» шомполом от автомата соскабливать будет или даже шваброй… аж до самого горла… во, как! А потом еще и на гауптвахту сопроводит… недельки на две.

— Вот и чудесненько, хоть отдохнем от этой «дискотеки» и выспимся в волю.

— Хрен там! Все аресты раздаются авансом, а сидеть будем, когда с дизелем разделаются.

— Фигово! Спать охота, аж глаза режет! Будто и не ночевали сегодня, а под веками словно по килограмму песка… или стекла битого…

— Глаза режет потому, как паром обварили, когда воду из котла черпали. Хорошо хоть в медсанчасти тетрациклиновый гель под веки положили, а то совсем тоскливо было бы…

— Ладно, завязывай трындычать, парни! Раньше управимся, раньше поедим по-человечески. Предлагаю, бухло и жрачку оставить на ужин! Все «за»?!

В этот день мы пахали особенно рьяно. Объедки сгребли и вынесли в бочку для отправки на училищный свинарник. Несколько сотен пятилитровых бачков для первых и вторых блюд, а также тысячу тарелок отмыли с поразительной скоростью. Нам не терпелось завершить обрыдлую работу побыстрее и всласть насладиться изысками домашней пищи… не говоря уже об объемной грелке с коньяком. Мысли и грезы с предвкушением знатного ужина с божественным коньяком уже заранее согревали наши сердца и наполняли рты обильной слюной.