Алекс Сидоров - Люфтваффельники

Услышав голос нового «зёмы», я нехотя разлепил свинцовые веки, устало поднял чугунную голову и обомлел от неожиданной и невиданной картины.

Андрей принес для меня огромный противень еще горячей жареной картошки с аппетитной золотистой корочкой, полбуханки свежайшего мягкого хлеба, большой кусок сливочного масла, полный чайник душистого компота и банку тушенки, покрытую толстенным слоем концентрированного машинного масла. Вот это точно сюрприз всем сюрпризам сюрприз!

Андрей поставил на ближайший стол противень с картошкой, протянул мне чистую ложку и сел рядом на табуретку, открывая перочинным ножиком банку тушенки.

— Ну, чего задумался?! Налетай, пока картошечка не остыла!

Пока я жадно уминал за обе щеки давно забытую пищу, которая после отвратной каши всевозможных разновидностей, казалась мне божественным нектаром и манной небесной. Довольный произведенным эффектом, «зёма» намазывал прямо на поверхность полбуханки хлеба 200-граммовый кусочек масла, сооружая бесподобный по размеру бутерброд. При этом, он по доброму улыбался и размеренно рассказывал мне «что и как», объясняя нехитрые правила курсантской жизни и давая короткие, немногословные, но очень четкие описания личных качеств тех или иных офицеров училища.

Видя, с какой скоростью, я жадно поглощаю обильную пищу, Андрей не выдержал и громко засмеялся.

— Ээээ зёма, ты давай осторожней. Я понимаю, что большому куску и рот радуется, но ты повнимательней, а то ложку ненароком проглотишь. Держи пальцами крепче и проверяй чаще её наличие в руке. Вопросов нет, у курсанта желудок с оцинкованными стенками, это факт неоспоримый, ложка в результате все равно переварится, но вот недостача военного имущества все же не приветствуется. Ты это… жевать не забывай. Хотя бы через раз, что ли. И куски поменьше от бутерброда откусывай, а то челюсть вывихнешь. Мне аж смотреть страшно, как ты рот широко открываешь. Спокойно можешь в цирке выступать. А что?! Прикинь, хороший аттракцион — смертельный номер, на арене дрессированные курсанты! Звучит?! Выходит офицер в форме, кнутом громко щелкает, а ты прыгаешь на тумбу, и пасть свою безразмерную распахиваешь, как тигра какая-нибудь прожорливая, прости господи. А он туда свою голову закладывать будет, причем, не снимая фуражки. А, действительно, зачем снимать, все равно поместиться. Эффектный номер! Опасный, согласись, куда деваться?! Ладно-ладно, не отвлекайся, ешь, тщательно пережевывая пищу. Давай, и на тушенку налегать не забывай. Кстати, какой у тебя рост? Я тебе второй комплект формы ХБ принесу. Хочешь, могу «стекляшку» с лавсаном принести, она меньше мнется и не так сильно выцветает. Уже подшитую и подогнанную по фигуре. А то вам только одну ХБшку выдали, постираться надумаешь, а она высохнуть не успеет. Короче, второй комплект всегда надо иметь, чтобы в мокром не ходить. Неприятно это и натереть в подмышках и в промежности можно. А енто …уже не просто больно, а очень больно, поверь на слово, проверять на себе не стоит. Потом, еще «подменку» (старая ношеная форма) дам, чтобы в нарядах хорошую одежду не пачкать. Вторые портянки принесу, ноги береги, грибок подцепишь, потом долго не отвяжешься, хреновая штукенция. Пипец полный, можно гнить заживо. Если что, только шумни, у меня «Микосептина» больше половины тюбика в тумбочке валяется, хорошо помогает.

Когда я подъел все принесенные зёмой продукты питания и выпил целый чайник наваристого компота, Андрей вытащил из внутреннего кармана два хлястика от шинели и молча протянул их мне. Я удивленно захлопал глазами.

— Зачем это?

Зёма добродушно всезнающе ухмыльнулся и дружески похлопал меня по плечу.

— Бери-бери, скоро узнаешь. Береги их, никому не давай. Очень нужная вещь. Дефицитная.

Хлопнув по рукам, я простился с Андреем, и с давно забытым чувством абсолютной сытости, скоренько двинулся в сторону казармы своей родной 4-й роты. Неумолимо приближалось время вечерней поверки, опаздывать было нельзя. Иначе, можно было запросто получить еще пару нарядов вне очереди. А этого, чего-то не очень то и хотелось. Это уже потом наступит такое время, когда суточные наряды по роте воспринимались, как законный повод отдохнуть от учебы или внезапных учений по тактике, а на 1-м курсе, наряды, мягко говоря, совсем не радовали и были откровенно в тягость.

Придя в роту, я в полусонном от опьяняющей сытости состоянии, почти на автопилоте, тупо и не приходя в сознание, простоял вечернюю поверку, вяло выкрикнул свое: «Я!» и быстро умывшись и почистив зубы, завалился спать.

Непосредственно перед самым моментом отхода ко сну, я вытащил из внутреннего кармана гимнастерки два хлястика от шинели, еще раз недоуменно покрутил их в руках и, повинуясь мудрому предупреждению опытного зёмы, запрятал их в глубине своей полевой сумки, которые использовались нами в качестве «школьных портфелей» для переноски конспектов по учебным дисциплинам. Неосознанно выполнив последнее указание своего дорогого Зёмы, я провалился в глубокий и здоровый сон, напрочь забыв о хлястиках.

Через некоторое время в строгом соответствии с годовым календарем наступила осень и всем курсантам 1-го курса обучения выдали новенькие шинели. А дальше началось непонятное и плохо объяснимое.

Буквально на второй день, неожиданно у нескольких ребят из нашей роты, во время плановых занятий в главном учебном корпусе, прямо из раздевалки, пропали хлястики с шинелей. Кому они понадобились, непонятно?! Ведь у каждого из нас на новеньких шинелях эта часть армейского туалета присутствовала изначально. Тем не менее, факт остается фактом. Более того, на следующий день пропало еще пару хлястиков. Своего рода это был толчок для начала необратимой цепной реакции, которая мгновенно приняла лавинообразный характер.

…И понеслось, как будто прорвало плотину. Хлястики пропадали везде и повсеместно. И в учебных корпусах, и в расположении роты, в медсанчасти, в курсантской столовой и даже в городе на танцах… короче — везде и всюду, где была необходимость снять шинель и выпустить ее из вида хотя бы на короткое время.

Самое смешное и обидное, что ничего не помогало. Никакие ухищрения не давали гарантированных результатов сохранности хлястика. Пришьешь, бывало, хлястик к шинели суровыми нитками в три, а то и в четыре слоя, его срежут вместе с пуговицами и суровыми нитками. Закрутишь пуговицы, которые держать хлястик «авиационной контровочной проволокой диаметром 0,7 миллиметра», вырвут прямо с «мясом» — кусками войлока шинели.

Дело дошло до того, что, зайдя в роту и бросив шинель на табуретку непосредственно у тумбочки дневального, чтобы быстренько посетить туалет, на пару минут буквально по малой нужде. Возвращаешься, бежишь, торопишься, на ходу стряхивая последние капли и заправляя в галифе свое болтающееся из стороны в сторону мужское достоинство, а хлястика на твоей шинели уже нет. И не просто «нет», а как будто и не бывало никогда.