Алекс Сидоров - Афганские истории

Тем временем, Матвей все никак не хотел расставаться с занятной игрушкой, которая уже на протяжении двух с лишним часов, не замолкая ни на секунду, тупо орала уже порядком осточертевшие все свои 16 мелодий.

Матюша, находясь под впечатлением от головокружительных достижений «японской» электроники в робкой надежде предложил Костику махнуться «котлами», но тот презрительно взглянув на «штурманский» хронометр с 3-мя циферблатами и сапфировым стеклом, категорически отказался.

— Механика — прошлый век! На 28-ми камнях говоришь?! Это конечно впечатляет, слов нет. Но, сегодня за бортом царствует кибернетика с электроникой. Вот так! Хронометры — отсталый архаизм часовщиков ретроградов, ты еще ходики с гирями себе на руку прицепи! Давай сюда мою «Montana», выставлю будильник на 03.00. и пойду спать. А тебе на механизм к «штурманским» еще двух каменьев не хватает, и желательно кирпичей. На один камень часы положить, а вторым сверху прихлопнуть! Не грусти Матюша, ребята в Афган полетят, должны еще привезти. Кстати, свои дежурные «Куранты» можешь не выставлять, все равно вовремя не сработают! Я тебя сам разбужу!

И лейтенант пренебрежительно кивнул на огромный будильник армянского часового завода «Севани», который передавался по смене дежурными по тех. домику и служил верой и правдой уже не один год, при этом громко тикая и оглушительно вереща в «строго» назначенное время, плюс-минус двадцать минут, поднимая на ноги всю округу далеко за пределами аэродрома. Что ни говори, а звонок у будильника «Севани» был просто зубодробительный! Компрессор для отбойного молотка и рядом не валялся. Армянские часы орали так, что заглушали рев реактивного двигателя на взлетном режиме. Вибрация от корпуса звонящего будильника передавалась на стол дежурного, затем на пол и на стены. Технический домик трясло так, что отдыхающую смену сбрасывало с кроватей и перепуганные парни в панике ломились на улицу, спасаясь от эпицентра землетрясения. Даже после умопомрачительной пьянки все ребята вскакивали как по «тревоге», абсолютно трезвые и на грани обильного энуреза, объятые неописуемым ужасом от громогласного грохота с истошными всхлипываниями от изделия армянского часового завода. И так каждую ночь!…ибо привыкнуть к ТАКОМУ просто невозможно!

Вняв авторитетному обещанию Кости Белова, использовать для утреннего пробуждения приятное и удобное во всех отношениях достижение «японской» науки и техники, прапорщик Матвей спокойненько завалился спать, оставив легендарный будильник «Севани» в покое. Выставив «любимую» мелодию на часах ровно на 03.00., Костик мирно упокоился в комнате отдыха рядом с солдатиками.

А тем временем, «чисто японские» часы из Тайваня, бесшумно отсчитывающие миллионные доли каждой секунды на руке своего сладко спящего хозяина, все же не вынесли испытания суровой русской действительности — после 2-х часового непрерывного «концерта по заявкам» прапорщика Матвея, Тайваньская батарейка (читай «китайская») банально умерла, прогрессивное табло с модными цифирьками благополучно погасло — часы «Montana» тихо скончались… даже не пикнули.

В 03.10. ночи в строгом соответствии с расписанием вылета реактивного «почтового голубя», дежурный автобус ПАЗ с полусонным экипажем въехал на стоянку 2-го полка и остановился у самолета с бортовым номером 903. Пока все члены экипажа, пытаясь частично проснуться и одновременно чуть-чуть согреться, активно махали руками и старательно прыгали на месте, аки Икар с папирусными крыльями, бортинженер Вовчик, отчаянно чертыхаясь, возился с замерзшим замком у входного люка.

В это время от ближайшего сугроба отделилась фигура в «белом». Это был часовой солдатик из состава караула в белом овчинном полушубке до пят, который монотонно проклинал русский мороз на нерусском языке и отчаянно грустил о родном кишлаке в далеком солнечном Таджикистане.

Стоит заметить, что в батальоне охраны служили исключительно выходцы из самой южной Средней Азии, для которых русский язык был вроде «китайской грамоты». Поэтому иерархия среди личного состава караула была абсолютно незатейлива:

— помощник начальника караула (сержант) должен внятно понимать по-русски, чтобы быть «главным передаточным звеном» монаршей воли начальника караула (дежурного офицера). И в тоже время мог толково довести до разводящих и часовых, что от них требуется;

— разводящий (сержант или ефрейтор) владеет «государственным» русским языком «туда-сюда» и самостоятельно понимает нач. кара (офицера) уже с большим трудом, но беспрекословно выполняет все распоряжения пом. нач. кара (сержанта). И в свою очередь может донести от нач. кара(офицера) до часового(рядового солдата с полным незнанием русского языка), стоящего на посту радостное известие, что его наконец-то «сменили» с поста, но только с переводом и с помощью пом. нач. кара естественно. При необходимости разводящий может объясниться и лично с нач. каром, но в основном с применением мимики лица, хаотичных жестов и утвердительного кивания головой;

— часовой — полная дремучесть, без малейшей надежды на разумную речь и адекватные действия при получении любых команд или распоряжений на русском языке! Весь лексикон и познания в «государственном» языке у среднестатистического часового из Средней Азии заключаются в скудном наборе «уставных» фраз, типа: «Стуй! Стуруляю! Тилифона! Вупиред! Насад! Нападейка на поста! Далажилды часавщик Турмындахамдилиев», вот собственно и все… Sorry за лирическое отступление, итак.

Приблизившись к группе «угонщиков самолета» часовой, немного поскрипев отмороженными мозгами, робко выкрикнул слово, отдаленно похожее на «Стуй!»

Экипаж 903-го перестал прыгать на месте и хаотично махать руками, а несказанно удивился данному явлению природы. Собравшись вокруг солдатика таджикской наружности, ребята попытался доходчиво объяснить бдительному часовому, что очевидно произошла досадная заминка и в данный момент ДСЧ 2-го полка лейтенант Костя Белов мило беседует с начальником караула и в самое ближайшее время часового «снимут» с поста и отведут в теплое помещение для процедуры кормления и «баиньки». А до наступления этого «эпохального момента» экипаж самолета готов терпеливо подождать в салоне автобуса, чтобы не замерзнуть на проклятом ветру.

Вежливо высказавшись, экипаж 903-го оставил самолет в покое и двинулся в сторону автобуса. Солдатик в тулупе из всего услышанного «ни хрена» не понял и, снявши автомат с предохранителя, передернул затвор и еще раз выкрикнул.

— Стуй!

Ему снова попытались вежливо разъяснить, что 903-й борт никто не ворует, со стоянки не угоняет, на цветной металл не разбирает, а все члены экипажа категорически уважают строгие требования Устава гарнизонной и караульной службы и готовы ждать «снятие поста» сколько угодно, но только внутри теплого салона дежурного автобуса марки ПАЗ.