Джейн Остин - Любовь и дружба

Когда я садилась в карету, было так темно, что я не сумела разобрать, сколько человек со мной едет; понятно было лишь, что пассажиров много. Впрочем, о том, кто именно меня сопровождает, я тогда не думала, ибо целиком отдалась своим горестным мыслям. Карета погрузилась в тишину, прерываемую лишь громким храпом одного из пассажиров.

«Что за негодяй и невежда (подумала я про себя)! Подобное поведение можно объяснить лишь полным отсутствием воспитания! Этот грубиян способен на кое-что и похуже! Такому, как он, ничего не стоит совершить самое кровавое преступление!» Так думала я про себя, и точно так же наверняка рассуждали и остальные пассажиры.

Наконец забрезжил рассвет, и я разглядела, кто был тот негодяй, что всю ночь не давал мне спать. Им оказался никто иной как сэр Эдвард, отец моего покойного мужа. Рядом с ним сидела Августа, а на одном со мной сиденье — Ваша матушка и леди Доротея. Представьте же себе мое удивление когда я обнаружила, что сижу среди старых своих знакомых! Но изумление мое возросло еще больше, когда, выглянув в окно, обнаружила я на втором этаже дилижанса мужа Филиппы, а также с ним рядом — Филандера и Густава.

«О Боже (вскричала я), неужто я и впрямь окружена моими ближайшими родственниками и добрыми знакомыми?!»

Стоило мне произнести вслух эти слова, как все взгляды устремились в тот угол, где я сидела.

«Ах, моя Изабелла (продолжала я, бросаясь в объятья леди Доротеи)! Прижмите же вновь к груди вашу несчастную Лауру. Увы! Когда мы с вами расстались в долине Аска, я была счастлива, ибо стала женой лучшего из Эдвардов. Тогда у меня еще был отец, была мать, я не знала бед и треволнений… Теперь же, кроме вас, у меня никого не осталось…»

«Что (перебила меня Августа)?! Выходит, мой брат мертв? Говорите, заклинаю вас, что с ним сталось?»

«Да, холодная и бесчувственная нимфа (ответила я), вашего несчастного обожаемого брата больше нет! Можете радоваться: отныне вы — единственная наследница сэра Эдварда!»

Хотя я ненавидела ее с того самого дня, когда мне удалось подслушать ее разговор с моим Эдвардом, я тем не менее, вняв мольбам ее и сэра Эдварда, поведала им сию печальную историю. Они были потрясены до глубины души: даже жестокое сердце сэра Эдварда и черствое сердце Августы были тронуты сей печальной повестью. По просьбе Вашей матушки я поведала им обо всех несчастьях, выпавших на мою долю с той самой минуты, как мы расстались. Об аресте Огастеса и исчезновении Эдварда, о нашем приезде в Шотландию, о нечаянной встрече с нашим дедом и нашими кузенами, о пребывании в Макдональд-Холле, о той величайшей услуге, какую мы оказали Жанетте, а также о том, как нас за это отблагодарил ее отец… О его бесчеловечном поведении, о его ни на чем не основанных подозрениях и о том, как жестоко он с нами обошелся, заставив покинуть его дом… О том, как горько оплакивали мы потерю Эдварда и Огастеса и, наконец, о печальной кончине моей незабвенной подруги.

Во время моего повествования на лице Вашей матушки изобразились жалость и удивление — удивления, увы, было больше. Проявилась ее бесчувственность и в том, что поведение мое, которое на протяжении всех моих приключений и выпавших на мою долю невзгод было идеальным, она сочла во многих ситуациях небезупречным. Но коль скоро сама я была убеждена, что всегда вела себя так, как подсказывали мне моя честь и мое воспитание, я мало обращала внимания на ее слова и попросила, вместо того чтобы подвергать сомнению мою безупречную репутацию своими неоправданными упреками, удовлетворить мое любопытство и сообщить, как она здесь оказалась. Как только она, идя навстречу моим пожеланиям, во всех подробностях изложила мне все, что случилось с ней после нашего расставания (если история эта Вам еще не известна, Ваша матушка Вам ее расскажет), я обратилась с такой же просьбой к Августе, сэру Эдварду и леди Доротее.

Августа сообщила мне, что, с детства питая любовь к красотам природы и рассматривая виды Шотландии на иллюстрациях Гилпина, [6] Гилпин — английский художник Уильям Гилпин (1724–1804). испытала столь сильное желание насладиться этими несравненными видами воочию, что уговорила своего отца отправиться в путешествие на север, а леди Доротею — их сопровождать. Сообщила она также и о том, что в Эдинбург они прибыли несколько дней назад и оттуда ежедневно совершали в дилижансе экскурсии в сельскую местность; с очередной такой экскурсии они сейчас и возвращались.

Мой следующий вопрос касался Филиппы и ее мужа. Как мне удалось выяснить, он вынужден был, растратив все свое состояние, воспользоваться талантом кучера, коим всегда отличался, и, продав все, что ему принадлежало, кроме экипажа, превратил его в дилижанс и, дабы не попасться на глаза бывшим своим знакомым, отправился в нем в Эдинбург, откуда стал через день возить пассажиров в Стерлинг. Узнала я и о том, что Филиппа, по-прежнему хранившая верность своему неблагодарному мужу, последовала за ним в Шотландию и обыкновенно сопровождала его в коротких поездках в Стерлинг.

«Мой отец (продолжала Августа) всегда, с первого дня нашего приезда в Шотландию, ездил наслаждаться горными пейзажами только в их дилижансе, чтобы дать им немного подзаработать, — тогда как нам было бы гораздо приятнее разъезжать по горному краю в почтовой карете, чем через день таскаться из Эдинбурга в Стерлинг и из Стерлинга в Эдинбург в переполненном и неудобном дилижансе».

Я всецело разделяла ее чувства и про себя ругала сэра Эдварда за то, что тот пожертвовал удовольствиями своей дочери ради нелепой старухи, чей брак с таким молодым человеком не мог оставаться безнаказанным. А впрочем, его поведение в полной мере соответствовало его характеру. И то сказать, чего можно было ожидать от черствого негодяя, который едва ли знал, что значит «сочувствие», и который к тому же… громогласно храпел?

Прощайте.

Лаура .

Лаура — Марианне (продолжение)

Когда мы прибыли в город, где должны были завтракать, я решила переговорить с Филандером и Густавом и с этой целью поднялась на второй этаж дилижанса и вежливо поинтересовалась их здоровьем, а также поделилась с ними своими опасениями относительно того положения, в каком они оказались. Поначалу мое появление их несколько смутило — они, вероятно, испугались, что я могу призвать их к ответу за те деньги, которые мне отказал наш дедушка и которых они меня лишили. Обнаружив, однако, что я ни словом не обмолвилась об этом деле, они пригласили меня сесть рядом, чтобы нам было удобнее разговаривать. Я приняла их приглашение и, покуда все остальные распивали зеленый чай и уписывали бутерброды, мы пировали более изысканным образом, предаваясь разговору по душам. Я, со своей стороны, сообщила им все, что случилось со мной; они же, по моей просьбе, во всех подробностях рассказали, как сложилась их жизнь.