Сергей Стукало - Страна Дураков

– Здравия желаю, товарищ лейтенант!

Эффект от его внезапного приветствия напомнил картинку из старой детской игры, в которой после слов «… морская фигура замри!» – все играющие замирают в самых живописных позах.

Витя застыл на полушаге. С поднятой в стремительном броске правой ногой. С правой рукой за отворотом шинели. Если бы не ветерок, качавший ветки ближайших деревьев и изредка хлопавший полами Витиной шинели, то представшая картина напоминала бы цветную голограмму.

Солдат от такого зрелища опешил.

Несколько томительных секунд Витя оставался в описанном нами неудобном положении. Затем его правая нога вернулась на шаг назад и, нащупав оставленную было твердь, утвердилась на спрессованном мелком гравии. Не вынимая руки из недр шинели, Витя в два коротких рывка повернул голову направо.

Его взгляд несколько раз попытался сфокусироваться на солдате… Тщетно. Бездна не отпустила. Однако какая-то, сохранившая вялое восприятие реальности, часть Витиного сознания сработала, и он тускло поинтересовался:

– Закурить есть?

– Нет… – растерянно ответил воин и впал в окончательный ступор.

Для разъяснения сложившейся ситуации проясним три момента:

Первый: молодой солдат не курил. Не приобрёл пока такой пагубной для лёгких привычки. О чём, не далее как вчера, лейтенант Витя недрогнувшей рукой сделал соответствующую запись в "Журнале бесед".

Второй: отец-командир проигнорировал приветствие подчинённого. А отвечать на воинское приветствие – это не столько воинский этикет и требование уставов, сколько рефлекс. Причём весьма стойкий. А отсутствие рефлексов у человека в форме бывает только тогда, когда он покойник.

Третий: никогда, ни при каких обстоятельствах, уважающий себя офицер не станет "стрелять" у нищего солдата сигаретку. Тем паче у солдата-первогодка.

Не дождавшийся сигаретки Витя не обиделся. Он в два приема привёл голову в исходное положение, глаза его сфокусировались на гравийной дорожке, в окружающем ментальном пространстве что-то почти ощутимо щёлкнуло, и прогуливающийся Витя возобновил прерванное движение.

– Чего ты? – толкнул в бок продолжающего пребывать в ступоре солдата подошедший товарищ.

Очнувшись, тот пожал плечами, покачал головой, неопределённо улыбнулся и, мотнув подбородком в сторону удаляющегося лейтенанта, восторженно прошептал:

– Потерянный!..

Гамбургер уже изобрели, но как он выглядит в то время ещё никто не знал. Знали об этом только там – «за бугром».

У нас тогда еще и "Макдоналдсов"-то нигде не было.

Из наших первыми гамбургеры распробовали "выездные".

Лейтенанты Шевчук и Тонких были выездными.

Полдня они мотались по Будапешту, прикупая в преддверии отпуска аппаратуру и презенты многочисленным родственникам. Устали и проголодались.

Очень кстати подвернулся киоск, в котором торговали горячими гамбургерами.

Такие киоски очень напоминали привычные для нас, ещё с дореволюционных времён, круглые афишные тумбы. За одним исключением, что непосредственно внутри тумбы размещалась продавщица, микроволновка, кассовый аппарат и запас соответствующих полуфабрикатов.

В венгерской столице такие киоски были единственными местами, к которым выстраивались очереди.

В очередь встал сызмальства способный к иностранным языкам Шевчук, а с коробками и пакетами, аккуратно уложенными нашими героями на случившуюся рядом садовую скамейку, остался постоять Тонких.

Очередь продвигалась медленно, и Шевчук довольно продолжительное время замыкал собой её хвост. Он поминутно перемигивался со своим, как и он, проголодавшимся товарищем, изредка показывая скупыми жестами, что и как они сделают с вожделенными гамбургерами и тем пивом, которое уже ожидало своего часа в одном из пакетов.

И то правда – купленные магнитофоны и усилители следовало обмыть незамедлительно.

Беззвучная беседа лейтенантов была прервана приближением пожилой пары.

Граждане Союза угадывались в ней издалека. Как по характерной напряженности фигур пенсионеров, явно ожидающих непременной провокации или вербовки, так и по нетипичной для Европы отутюженности одежды и подчеркнуто официального её стиля.

И действительно – приблизившаяся пара переговаривалась на русском.

Ну не столько переговаривалась, сколько переругивалась.

И, что характерно, переругивалась довольно громко.

Следует заметить, что не только у нас иностранные туристы галдят как стая вспугнутых ворон. Раздражающей простых обывателей громкоголосицей грешат и наши, гостящие за рубежом, соотечественники.

Пожилая чета приятным исключением не была.

– Старый козёл! – приглушённо, но удивительно отчетливо третировала своего спутника интеллигентного вида старушка. – Вот скажи, куда, куда мы идём? Обрадовались! Припёрлись в Европу! Заказов понабрали, как идиоты! А где это у них всё продается, и спросить не у кого! И что теперь делать? Куда теперь идти?

Дождавшийся паузы в её монологе супруг терпеливо, судя по всему уже не первый раз, попытался урезонить свою половину:

– Люся, успокойся! Сейчас спросим у кого-нибудь, и нам всё расскажут.

– Как же, расскажут! Покажут! С собой дадут! – сварливо отвечала та. – Тут тебе не наше болото! Здесь все не по-нашему говорят! Вот на каком, интересно, языке ты их спрашивать собрался?

Старик досадливо поморщился, но изначально взятого успокаивающего тона не сменил.

– На немецком спрошу!

– На немецком? – не на шутку возмутилась старушка. – На каком таком немецком? Это же Венгрия! И живут здесь мадьяры! И говорят они на венгерском, к твоему сведению!

– Какая же ты у меня тёмная, Люся! – буркнул явно начавший раздражаться старик. – Это бывшая Австро-Венгрия! И это с нами у них закрытая граница! А с Австрией – открытая! Электрички без остановки на таможенные дела туда-сюда ходят. А наши местные ровесники так те все поголовно в своё время Гитлеру служили! Вот и посуди!!!

– Всё равно! Что ты, старый пень, по-немецки с войны, кроме "хенде хох", помнишь? – не сдавалась его жена. – И у кого, интересно, спрашивать-то собрался?

Старик поджал губы, осторожно освободился от руки вцепившейся в него супруги. Упрямо шагнул вперед и, указав подбородком в сторону Шевчука, небрежно бросил:

– Да вот хотя бы у этого молодого человека!

Шевчук с готовностью повернулся к приближающемуся соотечественнику. Дальнейшего он никак не ожидал…

Дед расправил плечи, взгляд его стал суровым и требовательным, в голосе внезапно прорезался металл…

– Guten Tag, junger Mann! Sagen Sie bitte, – обратился он к Шевчуку на довольно неплохом немецком. – Wie komme ich zur Rakotsi-StraЯe? Wir brauchen Geschдfte! Wir mьssen Einkдufe machen! [1]