Джон Бостон - Сесквоч

Фенберг открыл стеклянные двери «Багл» и пропустил вперед Элен. Длинные ноги. В голове мелькнула преждевременная мысль о том, любит ли она детей. Он выругал себя за это. Хотя Туберский всегда говорил:

— Мы не несем ответственности за свои мысли, а только за поступки.

— У меня, действительно, есть для вас задание, — сказал Фенберг, проходя мимо старой дубовой салунной стойки. — Я мог бы поместить три страницы, но не больше, ваших впечатлений о преследовании вас этим?.. Я не знаю, как вы хотите называть его. Маньяком?

— Конечно.

— Хорошо бы представить вас обществу. Сфотографируйтесь. Мы… — Фенберг хрустнул пальцами. — Малулу Джин, днем поступало сообщение о крупном несчастном случае или чем-то, чем занимался дорожный патруль?

Фенберг снова повернулся к Митикицкой:

— Сделайте это от первого лица. Живое описание. Я хочу, чтобы читателю казалось, что он ощущает вкус, прикосновения, слышит запахи и чувствует все, что вы чувствовали там. И пока все еще свежо, пусть будет побольше фактов.

— Да. Нам поступали звонки, но вы сказали, что заняты, и велели вас не беспокоить. — Пальцами с ярко накрашенными ногтями Малулу отобрала небольшую стопку сообщений, среди которых было три с предупреждением о том, что Митикицкая задерживается.

— Это должно быть готово к двум часам завтра. Я вас не стишком тороплю? — обратился Фенберг к Элен.

— Тут говорится, что обнаружено четыре трупа, — продолжала Малулу, с трудом разбирая свой собственный почерк, — но потом перезвонили и уточнили, что. нашли отдельные части четырех тел.

Малулу повесила большую дешевую сумку через плечо. Было уже без десяти восемь, и рабочий день давно закончился. Фенберг кружил по комнате, уперев руки в боки:

— Кто нашел тела?

— Здесь говорится, что был обнаружен такой большой дом на колесах, стоявший недалеко от дороги на Паркинсонском выезде, знаете?

— Да, — нетерпеливо кивнул Фенберг.

— Нашли четыре тела. Мужчина, женщина, двое детей. Они были зарыты или что-то в этом роде. Очевидно, они умерли, и какие-то звери наткнулись на них. Может, койоты.

Митикицкая скрестила руки, надавливая ими на живот.

— Это все, что мне известно, — сказала Малулу. — Я ухожу домой. Надо кормить детей.

Фенберг мерил шагами комнату. Это всегда было началом обычной ради-бога- вы-можете-понять-что-такое-хороший-секретарь речи Фенберга, на которую такой толстый кусок торта, как Малулу, никогда не обращал внимания. Зазвонил телефон. Малулу посмотрела на большие стенные часы, и по ее шаркающим шагам и вытянутому лицу было понятно, что она совершает благородный поступок, отвечая на звонок.

Секретарь Фенберга взяла трубку, как в летаргическом сне, произнесла свое обычное «а-ха», и Элен все поняла первая. По малейшим движениям мускулов лица можно угадать, радостное или страшное известие. Лицо Малулу говорило о том, что произошла трагедия.

Фенберг сидел на краю стола, руки на поясе. Он тоже угадал ее реакцию и тут же почувствовал смещение во времени, как будто оно вернулось на пять лет назад, когда ему сообщили известие о гибели жены и ребенка.

— О Майк, мне так жаль… — пробормотала Малулу. Она беспомощно тряхнула головой. — У вас в доме произошел какой-то несчастный случай. Должно быть, это несчастный случай или какая-то ошибка?..

Она протянула трубку Фенбергу:

— Это шериф. Он на вашем ранчо. Он сказал, что дочь мистера Бегана изрезана на куски, мертва и что это сделал ваш брат. Он сказал, что это Джон, — тут она сглотнула, — убил ту семью. Он даже сказал, что Джон признался во всех этих историях с маньяками, которые происходили в нашей округе.

Фенберг смотрел на Малулу и не видел ее. Он мог сейчас думать только о том, что тем вечером Туберский сидел дома с мальчиками.

Загадочная природа Джона Туберского была любимой темой разговоров в Бэсин Вэли. Он разговаривал с комнатными растениями, овладел искусством пеленать детей крепко и в то же время так, что они чувствовали себя уютно. При все том он мог без угрызений совести совершать акты насилия.

Факты, относящиеся к данному вопросу. Резня в зообаре «Видал их в гробу».

Фенберг и Туберский не охотились, а как раз наоборот. Они просто считали этот зообар подходящим местом для того, чтобы их противоречивые натуры нашли там отдых. На стоянке бара часто можно было видеть лошадей, грузовые студебеккеры и мотоциклы, которые вызывали ассоциации с немытыми, бородатыми наглыми типами. Зообар удобно расположился на границе между дикой природой и городом. Он получил свое название из-за находившейся внутри любопытной коллекции чучел. Новых поступлений не было с 1936 года, но к тому времени в баре уже были чучела всех млекопитающих обитателей Северной Америки ростом выше шести дюймов. Медведи, росомахи, козлы, ласки, кролики и прочие звери застыли вокруг в свирепых позах. В баре царила атмосфера Дикого Запада, поэтому туда не принято было ходить с семьей.

Именно здесь, на стоянке, однажды вечером с Фенбергом, Бином Брэсом Брауном и Туберским вступили в разговор три неряшливых мотоциклиста и три такие же неряшливые личности на мотороллерах. Они обменялись отнюдь не любезными замечаниями. Команда Фенберга одержала легкую победу в обмене замечаниями по поводу коэффициента интеллекта, наследственности и толщины участников беседы (мотоциклист в центре имел пропорции Орсона Уэллеса). Мотоциклисты были готовы остановиться на этом, удовлетворив свою гордость несколькими «О-йе?», но те, которые были на мотороллерах, завелись, и один из сказал, что если Туберский такой великий, пусть докажет это.

Туберский ответил «о'кей» и положил ногу на переднее колесо мотороллера бочкообразного водителя. Он взялся двумя руками за руль, по форме напоминавший гусиную шею, и согнул его, вывернув вверх.

Затем широко улыбнулся при виде своего достижения.

Не потрудившись сложить дважды два и вычислить, что человек, с такой легкостью гнувший сталь голыми руками, мог быть в принципе опасным, трое с мотороллеров в ярости кинулись на Туберского.

Туберский отделал их.

Он наслаждался теплом бара и что-то выдумывал то здесь, то там, когда полчаса спустя открылась задняя дверь и в бар медленным шагом вошло полдюжины членов арианского Клуба мотоциклистов. Все как в плохом фильме.

Затем открылась передняя дверь, и в нее вошли остальные члены упомянутого клуба. Их вожак, Мейсон Ватури, неторопливо подошел к столику, за которым сидели братья. Мейсон был социопатом. Весь в огромных шрамах и татуировке, с неприятным взглядом. Его недавно под честное слово отпустили из Сан Квентина, где местная банда белых заключенных поручала ему пытки и убийства. Он обратился к Туберскому.