Джон Бостон - Сесквоч

Он потряс головой. Как будто я знаю, как такие существа восстанавливают свои силы.

— Я бы приставил к нему кого-нибудь, чтобы быть уверенным, что он не разорвет швы, которые мы ему наложили, когда проснется. Возможно, его надо обезопасить.

Фенберг отозвал брата в сторону. Туберский наклонился к нему.

— Думаю, что в твоих интересах, а также, возможно, и в интересах существа, мы должны забрать его на ранчо, — сказал Фенберг.

— О'кей. Почему?

— Пресса раздует это, и они будут ломиться, чтобы проникнуть к нему, — заметил Фенберг. — У нас ему будет спокойнее, учитывая его больное сердце, — шепнул Фенберг, — ему будет лучше в каком-нибудь спокойном месте и чтобы рядом была пара знакомых лиц. Кроме того, общаться с ним можешь только ты.

Вокруг носилок было шесть человек. Они попытались поднять груз, но не смогли оторвать его от земли.

— Ну-ка. Давайте, я ломоту, — предложил Туберский. Он, хромая, подошел к носилкам, послав еще троих на другую сторону.

— По счету три, — сказал он, — Раз, два, три, взяли, — и легко поднял свой конец. Остальные шесть еле справились с другим.

— Смотри, какой замечательный парень мой младший братишка, — сказал Фенберг, обняв Элен.

Элен улыбнулась. Она слегка отстранилась от Фенберга, и он почувствовал, что это не похоже на реакцию женщины в шоке. Все прошло.

— Я знаю, что нам надо о многом поговорить…

Элен кивнула.

— У меня ужасное чувство, что ты собираешься сказать мне то, чего я не хочу услышать.

— О, Майкл… — Элен сделала еще шаг, отстраняясь от него, и прикрыла лицо руками. Фенберг последовал было за ней, чтобы снова обнять, но остановился.

Он чувствовал себя неловко. Полиция и все остальные не смотрели на них. Фенберг пожал плечами. Ну что ж. Интересно, почему его всегда бросали… и интересно, почему нет следа на груди брата, куда оборотень нанес ему страшную рану.

Существо лежало на полу, в комнате, где Дэйл Фенберг родила четырех сыновей. Оно свернулось, как зародыш в утробе матери, и рассеянно рассматривало бесчисленные узоры на ковре, которые казались ему уменьшенной копией его самого. Целая армия маленьких Снежных Человечков, которые выручат его, унесут прочь на маленьких плечиках. Ему было стыдно при виде всех этих трубок, издевающихся над его телом. Через них в тело поступала инородная жидкость и уходила его собственная кровь. Проволочки и электроды соединяли его с аппаратурой. На экранах любой мог подсмотреть все его тайные мысли, то, как быстро бьется его сердце. Плотный материал и кожаные ремни на его поросшем шерстью теле приковывали его к полу.

Он посмотрел на туфли.

Они принадлежали двум докторам медицины, зоологу, антропологу, психиатру, ветеринару и кардиологу. Доктора стояли, одетые в белые халаты, и покашливали. Существо чувствовало их взгляды, но не смотрело на них.

С той ночи на водопадах Вебстера прошло две недели. Сначала существу было хорошо на теплом, мягком полу и нравились визиты всех четырех братьев Фенберг. И Элен, пока она не ушла. Он поправился через пять дней и спросил, лая и подвывая, что мог понять только Туберский, нельзя ли ему уйти. Надо было запастись кормом, пугать собак, смотреть кино, и чувствовал он себя гораздо лучше, спасибо. Можно ему уйти?

Эти люди в белых халатах. Они спорили с Туберским. Говорили слова, которые существо не могло понять. Туберский стоял со сложенными на груди руками и тряс головой, нет. Его нельзя забрать ни в лабораторию, ни в госпиталь, ни в зоопарк. Он останется здесь. Это моя спальня и мой монстр. Так говорил Туберский, и доктора отвечали своими «ага» и «хм» и говорили такими штампами, как "исключительное явление в науке", и "долг перед человечеством", и "подумайте, как много мы сможем узнать", а Туберский отвечал: "Хоть слезами залейтесь".

Можно уйти?

Эти люди в белых халатах, Туберский не сделал ничего, чтобы остановить их. Существо смотрело пустым взглядом на коричневые завитки ковра. Он ныл и огрызался. Тогда он почувствовал, как будто пчела ужалила его в правое бедро, и он увидел, что один из Белых Халатов держит иглу внутри него. Он раздраженно отмахнулся от него тыльной частью руки, чем вызвал смятение в их рядах. Он вытащил серебристо-прозрачное насекомое из своей ноги и с любопытством исследовал его. Они наблюдали на расстоянии, как он крутил странную маленькую штучку. С того времени голова его стала тяжелой и тупой. Время тянулось, как тяжелые шаги по мокрой глине, от восхода до обеда, и длинные, длинные ночи. Он смутно сознавал, что Туберский здесь. Он не смотрел на Туберского, предпочитая в редкие промежутки просветления между инъекциями смотреть в окно, на высокие деревья, приветливо манящие его своими ветвями.

— С ним все будет в порядке? — спрашивал Туберский. Никто не отвечал ему. Они считали, что существо умирает.

— Вы думаете, это раны? — Туберский заполнил собой дверной проход. Он опирался о дверной проем, заложив руки за спину.

— Непохоже, — отозвался один из терапевтов, осторожно приближаясь к зверю, чтобы осмотреть его. — Они зажили очень хорошо, просто замечательно. И нет никаких признаков токсинов, которые могли проникнуть в организм с царапинами.

Джон задумчиво потрогал невидимый шрам на своей груди.

— А его сердце? — спросил он.

— Возможно, — сказал кардиолог саркастически. — Но в таких условиях мы вряд ли можем сказать что-то определенное. Его надо поместить в стационар.

— Однако ему становится хуже, не так ли?

— Да, ему становится хуже.

Существо уже два дня не прикасалось ни к еде, ни к питью. Волосы у него выпадали клочьями, а глаза стали мутными и равнодушными.

— Если бы он мог поместить его в приличную…

Туберский не знал, что большинство специалистов в частном порядке, а также через свои университеты и госпитали организовали против него иск. Им нужен был зверь. Туберский смотрел мимо докторов, стараясь поймать взгляд глубоко посаженных коричневых глаз, которые больше не отвечали ему. "Черт, я не хочу отдавать им его", — подумал он.

— Мистер Туберский, если вы не отправите его отсюда, то потеряете своего монстра.

— Будет ли это так уж страшно? — спросил он.

— Я вас не понимаю. — Это удивился доктор медицинских наук, бледный, с седой бородой.

— Я просто подумал вслух, это метафора.

В группе неодобрительно зашумели. Они считали Туберского странным, и, что еще хуже, фривольным.

— Что такое, ученые господа, закончившие четыре года колледжа, монстр?

Туберский невинно улыбнулся. От комитета в белых халатах несло молчаливым превосходством.

— Зверь с шерстью и клыками? Парообразное проявление эктоплазмы? Нечто в дешевом костюме, вылезающее из могилы? Что вы на этот счет думаете?