Александр Скутин - Эрмитаж. Инфракрасный дозор

– А ты не хочешь руки помыть?

– А зачем? – искренне удивился он.

Я пожал плечами. Ну не хочет – и не надо. Взрослый мужик, что я – учить его, что ли, буду?

Но после этого стал пристально наблюдать за мужчинами в Эрмитаже (понятно, за женщинами я не мог наблюдать), кто и как моет руки.

Выяснилась следующая картина.

Рабочие гаража, строители и тому подобные – мыли руки очень тщательно: содой, стиральным порошком, затем мылом и т. д. Технические сотрудники, у которых работа почище: электрики, связисты, наладчики сигнализации (и я в их числе) – мыли руки небрежно. Быстренько споласкивали их под краном без мыла и наскоро вытирали об рабочую одежду.

Научные сотрудники не мыли руки СОВСЕМ. Вы можете мне не поверить, но это факт, который потом, после того как я заметил об этом одному заместителю директора, даже обсуждался на уровне руководства музея. Но стоп, опять вперед забегаю. Я понимаю, конечно, что туалеты и умывальники в Эрмитаже были тогда в плачевном состоянии, что в них никогда не было мыла или полотенец. Но руки-то надо после туалета мыть! Не знаю, как с этим дело обстояло у директора Пиотровского, врать не буду, но на уровне его заместителей – это наблюдалось. Мой завотдела Богданов, ныне заместитель директора музея – также не мыл руки.

Честно говорю, не приукрашиваю, меня мучила эта проблема – что же за странная зависимость такая – чем выше положение в музейной иерархии, тем небрежнее отношение к гигиене. Научные сотрудники музея – безусловно, люди глубоко интеллигентные, культурные, образованные и хорошо воспитанные. О том, что надо мыть руки после "этого" – у них в генах. Но почему же все-таки не моют их? Ведь должна быть какая-то разгадка, и культура здесь явно ни при чем. Я вот до сих пор путаюсь, в какой руке надо держать вилку, если в правой держишь котлету. Воспитанием меня в деревенском детстве не обременяли, но уж руки помыть – это святое. А как вы хотели? Чтобы я после того, как выгребал вилами навоз из сарая, этими же руками потом хлеб брал? Да потом от дизентерии так скрутит – всех святых вспомнишь. Сам я так и не нашел разгадки – она неожиданно пришла со стороны. Это как раз тот случай, когда меня справедливо можно попрекнуть – деревня! Такое может понять только городской житель.

Как-то раз я увидел, как в умывальнике тщательно моет руки замдиректора по режиму и кадрам Батурин Анатолий Кириллович. Человек легендарный. Много лет проработал в разведке в Германии, генерал КГБ. Вымыв руки, он достал свой безупречно чистый носовой платок и с немецкой аккуратностью вытер руки. Я смотрел, разинув рот. Свершилось! Наконец-то увидел, как сотрудник Эрмитажа, занимающий немалый пост в музее, моет руки.

Чувствительность этого человека была профессиональной, он тут же обернулся. Увидев меня, Батурин сказал:

– Вы хотели что-то у меня спросить?

– Скажу вам честно, я удивился, что вы руки моете. Обычно, многие сотрудники этого не делают.

– Так что же вы хотите, во всем музее горячей воды нет.

Мысленно я застонал! Черт, вот ведь все как просто. Вот что значит – профессионал-разведчик, с чекистской проницательностью.

В Эрмитаж, как вы понимаете, случайные люди не попадают. А уж в элиту, научные сотрудники, тем более. Там лишь выходцы из так называемых хороших семей. Станут они вам руки холодной водой мыть!

Особенно зимой, когда вода ледяная. Они, чай, не крестьяне! Чтоб с колодца ледяной водой себя окатывать. Ну нет в музее горячей воды. Водопровод давно, еще до революции прокладывали.

А Батурин добавил:

– Вообще, конечно, туалеты в Эрмитаже в безобразном состоянии – ни полотенец или сушилок для рук, ни мыла, ни туалетной бумаги. Просто стыдно за музей. Надо будет поставить вопрос на совещании.

PS: Не так давно я водил своих знакомых по Эрмитажу. Все заведения были капитально отремонтированы, оборудованы современной сантехникой. Присутствовали жидкое мыло, сушилки для рук, туалетная бумага и прочие атрибуты таких заведений. В сортире при гардеробе у главного входа была даже горячая вода.

Батурин свое слово сдержал.

Санкт-Петербург, Эрмитаж, 1993 год.

Самое неприятное – это когда в понедельник приходишь невыспавшийся, с похмельной головой, мечтая плюхнуться на свой стул в мастерской сигнализации и не спеша выпить горячий кофе – а тебе не дают. Ну всем вдруг понадобился, ну вот Земля перевернется без меня. А в другие дни, бывает, никто и не вспомнит о тебе.

Вот и сейчас также. Полчаса хлюпал ногами по мокрому снегу и лужам от метро, промочил ноги, мечтал поскорее придти к себе в мастерскую и посушить ноги у обогревателя – так нет же, противно зазвонил телефон. Кому это я еще понадобился? Нету меня, понятно? В армию забрали!

Все же взял трубку.

– Мастерская сигнализации!

– А с кем я говорю? – спросили меня на том конце провода.

– Инженер Скутин.

– А-а, Сашенька Витальевич! – противным слащаво-ехидным голосом сказала мне заместитель завотдела Наталья Николаевна. – Вы не против, если я буду вас так называть?

Все ясно. В свое время, когда только устроился в Эрмитаж, некоторые сотрудники возрастом постарше пробовали обращаться ко мне на ТЫ, но при этом требовали, чтобы я к ним обращался на ВЫ. Я стал в ответ им тоже ТЫкать. На их претензии заявил им, что одностороннее тыканье – это хамство. И если я моложе их, то из этого не следует, что я хуже их, и что настоящее уважение всегда взаимно.

Сначала их забавляло, когда они называли меня "Александр Витальевич", но потом привыкли, и это никого уже не удивляло.

Я ответил Наталье Николаевне:

– Ну что ж, пожалуйста, называйте меня Сашенькой, если вам так удобно. Мне это даже нравится. Меня жена так называет, как услышу – так сразу целоваться хочется. Не боитесь, что спровоцируете меня?

Долгая пауза. Вот за это и недолюбливали меня командиры в армии. Могу надерзить в ответ, хотя и вежливо по форме.

Через какое-то время, переварив услышанное, Наталья Николаевна вновь обратилась ко мне.

– Александр Витальевич, позвоните, пожалуйста, в Особую кладовую заведующей, у нее есть к вам дело.

– Хорошо.

Я позвонил заведующей и выяснил, в чем дело. А дело было в следующем. В Особой кладовой (название я изменил) проходила реконструкция системы вентиляции и кондиционирования. В результате чего в полу образовался квадратный проем со стороной в полтора метра. И это в помещении, которое закрывалось толстенной стальной дверью из корабельной брони, у которого не было и не могло в принципе быть ни одного окна, которое было опутано датчиками сигнализации и перед входом в которое всегда сидел милиционер с автоматом. И вдруг такая вот огромная неохраняемая дыра в полу.