Железнов Валерий - «Самый полный STOP!!!»

Но не все выдержали битву с Зелёным Змием. Кого-то разносили по каютам, а у кого-то содержимое желудка просилось наружу посмотреть на веселье. Вот и я, устояв на ногах, не удержался внутренне. Поганить палубу именинника было бы верхом неприличия и я, быстренько цепляясь за поручни, выбрался наверх. Дополз на карачках до борта, просунул голову между лееров ( съёмное ограждение палубы из цепей или тросов) и стал облегчать душу за борт. В промежутках между позывами я сетовал на плохое качество водки. Прокисла наверное. В сумерках справа и слева кто-то соглашался со мной страдальческим голосом. Разглядывать, кто это не было времени и желания. Наконец-то желудок облегчил душу, и любопытство взяло верх. Я пьяно озирался по сторонам и с удивлением обнаружил блеск адмиральских погон справа, а слева на леерах повисли рукава с золотыми капитанскими шевронами. Начальник тыла базы вице-адмирал Саблин уже освободил свой желудок и теперь, свесив мужское достоинство за борт, опорожнял мочевой пузырь. Слева же прислонился к леерам и жалобно порыкивал за борт один из бывших капитанов в парадном кителе с многочисленными орденами и медалями.

- Эй, сынок! - сказал мне адмирал, застёгивая ширинку - помоги-ка мне отнести вниз этого орденоносца.

Старичок перестал блевать и позволил взять себя под руки. Аккуратно мы доставили его в кают-компанию и постарались пристроить на диване между мирно дремавшими гостями. Но не получилось, места не хватило. Тогда наш капитан предложил отнести пенсионера в его каюту, благо она находилась рядом. Адмирал уселся за стол, а я потащил тело с орденами в капитанскую спальню. Кровать у капитана была широкая и поперёк неё уже лежало три тела. На палубе из-под одеяла выглядывало ещё две пары ног. Неудобно было бросать заслуженного ветерана на палубу и я втиснул его четвёртым на кровать. Потом мы дёрнули по соточке с адмиралом и я отправился в столовую догуливать со своими ребятами.

На утро хмурые и больные ветераны покидали гостеприимный борт ледокола, а мы потянулись в пивняк.

Первую штурманскую должность я получил ещё не имея диплома судоводителя. В той полусерьёзной организации разрешалось курсантам последнего курса занимать командную должность. С ледокола «Волынск» меня перевели на МБ-195 третьим помощником капитана. Морской буксир, старая паровая посудина, стоял рядом и нещадно дымил. Мне, как опытному кочегару, было это неприятно. Ведь вопреки мнению «сапогов» (сухопутные военнослужащие) и «пиджаков» (весь остальной неморской народ) , пароход дымить не должен. В идеале, дыма вообще быть не должно, но для этого необходимо тщательно отрегулировать процесс сгорания топлива. Червяк сомнения шевельнулся во мне ещё до того, как я ступил на грязный трап буксира. Затоптанная до черноты деревянная палуба и бардак внутри, ещё больше усилили мои подозрения. Куда это меня засунули?

По прибытии на борт полагается представиться начальству и я поднялся в каюту капитана. В каюте капитана царил хаос и «срач». Я поздоровался и представился. Невзрачный мужичок в фуражке с капитанским крабом встретил меня радушно, мимолётно взглянув в мою сторону, предложил сесть на диван у столика. Початая бутылка дешёвого белого вермута возвышалась над единственным стаканом и пепельницей, в которую как жирные опарыши были набиты окурки сигарет без фильтра. Похоже закуска у него была не в чести. Я не являюсь ярым приверженцем армейской дисциплины и строгой субординации, но меня несколько смутило предложение хряпнуть за знакомство. Я вежливо отказался и попросился вниз, обустраиваться. Он не возражал. Когда я спустился в каюту третьего помощника, то увидел что и ожидал. Развал и грязь. В каюте дано никто не жил и там валялся всякий судовой хлам. Я невольно вспомнил ремонт в своей первой каюте на БМРТ и понял, что Судьба уготовила мне роль ассенизатора. И ещё не раз мне приходилось разгребать чужое дерьмо. По жизни мне везло, и каждая новая должность приносила мне хоть какие-то выгоды и преимущества. А вот дела мне чаще приходилось принимать в ужасном состоянии.

На МБ-195 дел я вообще не принимал. Не у кого было. Капитаном был прикомандированный с другого буксира Леонид Макарович. Его буксир был в ремонте. Старпома вообще не было. Штатный капитан и второй помощник лежали в больнице. А третий помощник сбежал ещё пол- года назад. На палубе имелось два матроса. Хромоногий доходяга Валёк и молодой пацан со «шмони» Игорёк. Машинная команда укомплектована была более чем на половину, поэтому буксир всё-таки ходил и выполнял задания командования. С командой познакомился на обеде. Все обедали в столовой команды. Кают-компания не использовалась для приёма пищи в виду малочисленности командного состава. Да и кому там было накрывать? Повариха была одна - вечно злая и крикливая пожилая тётка. Итак, карьерная лестница на капитанский мостик начиналась с угрюмых взглядов промасленных машинёров, прокопченных кочегаров, похмельных матросов и грязного стакана портвейна.

Ну что ж, где наша не пропадала. Начал я наводить порядок в своей епархии как умел и как понимал. Леонид Макарович не бросил меня на произвол судьбы и помогал понемногу. По мере сил вводил он меня в курс помощницкой работы. Помогал, но не скрывал, что ему наплевать на этот буксир, и как только выйдет из больницы штатный капитан, с радостью вернётся на свой. А вообще-то оказался он добродушным дядечкой, одиноким алкоголиком.

Судовождением тут и не пахло. Я просто лопатил горы бумажек. Бегал по кабинетам начальства, собирал подписи и умолял поставить печати. Сотни наименований судового имущества числились за пароходом, но в наличии имелась только жалкая часть того, что должно. Где оно, никто не знал. Например, из штурманских инструментов я нашёл на мостике только сломанный карандаш и циркуль без иглы. Из регулярной документации велись только судовой и машинный журналы, да и то не каждый день. Совершенно неожиданно нашёлся секстант ( навигационный угломерный оптический инструмент). Тонкий навигационный инструмент покоился в гнилом ящике под кроватью в каюте третьего механика рядом с кучей запчастей и ветоши. В нерабочее время отдраивал каюту. Жить хотелось с удобством и в уюте, опыт уже был. Эта работа двигалась быстро, с энтузиазмом. Ещё бы, первая индивидуальная каюта. В общих кубарях я уже нажился - хватит!

Буксир худо-бедно выполнял задания и командование закрывало глаза на судовой бардак. Через месяц явился штатный капитан и с Леонидом Макаровичем мы расстались. Расстались по-дружески и потом здоровались при встречах как старые знакомые.

Новый, а вернее старый капитан, оказался молодым мужчиной. Высокий и не дурной наружности. Всегда в аккуратной капитанской форме. Он быстро сделал карьеру после училища и рано стал капитаном. Управлять буксиром он научился виртуозно, а вот править людьми не умел совсем. Солидности в нём не было, и серьёзно его почти никто не воспринимал. Потому многие звали его просто Лёха. Алексей Николаевич конечно понимал, что это непорядок и хотел бы иметь к себе серьёзное отношение, но не мог этого добиться. Всей внутренней жизнью правил дед (старший механик) . Кликуху «Клюв» дали ему за соответствующую форму носа. Он был старожилом на паровичке и считал себя безраздельным хозяином. Бывало, прибегал на мостик и начинал указывать капитану как управлять буксиром. Вот он-то и олицетворял собой судовую власть. Пытался он командовать и мной. Уважая его седины, я вежливо отмалчивался, но делал по-своему или то, что просил капитан. Но лучше такая власть, чем безвластие совсем. На судне нет места анархии. Единоначалие - есть основа флотского порядка. И там, где власть не взял в свои руки капитан, её подберёт кто-то другой. Иначе кранты! Иначе, самый полный стоп!