Иван Попов - Наши марковские процессы

- Что за «только»? Статья великолепна! Другого такого исследования Института - с такой точки зрения - нигде больше не найдешь!

- Дело в том, что это я написал, - вздохнул Фома.

- Ты?!? А почему сразу не сказал?

- Потому что забыл начисто. Полгода назад еще написал, сбросил в сеть - и забыл… Совсем отупел. Еле вспомнил.

- А-а-а… - Ивайло ухмыльнулся так, будто теперь ему все стало ясно. - Вон оно что, значит! А я тут голову себе сижу-ломаю: и кто это такие апокрифы 19 19 апокриф - произведение, отвергнутое церковью как отступающее от официального церковного учения сочиняет? «Общая теория Института»… Звучит совсем как «Апокрифическое евангелие от Фомы», хе-хе-хе…

- Что ж ты сейчас-то приедаешься? - повысил голос Фома. - Ты же только что говорил, какая это великая статья и не знаю что еще.

- Ну так… Когда не знал, кто написал, казалась мне великой. А теперь, когда понял - так вроде и не статья, а газета «Бессмысленный труд»… Тебе как это вообще в голову взбрело - про сверхразум?

- Будто это мне в голову взбрело! Увидал в одной статье у двоих русских: одного Лазарчуком звать, а другого - не помню… И вообще, прав ты: глупости все это. Нет нам смысла ими заниматься.

- Ну почему же?

- Да потому что, когда я это писал, сам дурак был! Молодой, зеленый, и полгода еще в институте не отслужил, а давай из себя всепонимающего корчить… Ты на подзаголовок только погляди: «Критика конвейерной науки». Да какая в нашем институте наука? Нет тут никакой науки! Одни заседания, диссертации и пустая трепотня в ведомственных барах.

- Ну, в общих чертах, это так, - согласился Ивайло, и тут его словно осенило. - Постой! Ничто не мешает Институту быть сверхразумом, но сверхразумом, никоим образом не связанным с наукой. И информационные кванты в нем тогда - не научные открытия, а протоколы заседаний, пустая трепотня в барах да слухи, распускаемые вахтерами и секретаршами…

- А из этого следует, что бары - это как бы вычислительные узлы Института, - подхватил идею Фома и отхлебнул пива, чтобы расшевелить мысли. - Как бы - мозговые центры. Ведь это в них стекаются наимощнейшие потоки пустых разговоров, в них они резонируют, взаимодействуют, усиливаются, накапливаются… А мы-то с тобой всё голову ломали, откуда столько баров развелось и почему это они никак не прогорают.

- А мы с тобой, между прочим, где сейчас сидим? В баре. И что делаем? Обмениваемся потоками пустых разговоров! Которые резонируют, взаимодействуют и так далее. То есть - мы тоже участвуем в мыслительном процессе ИХСТБ. Не зная ни чем занимается отдел теории хаоса, ни что' означает само название «ИХСТБ»… Не зная ничего об этом сверхразуме. Для нас он - «черный ящик». Как именно он рассуждает, как конкретно воспринимает мир, какие условные и безусловные рефлексы движут им - совершенно не ясно… Это - нечеловеческий интеллект, Фома! А мы его с тобой на наш человеческий аршин мерить пытаемся - и удивляемся, почему ничего не получается…

* * *

Хотя професор Дамгов и был в строгом смысле слова величиной ненаблюдаемой, его присутствие в мире все же не проходило бесследно; в пользу этого говорило множество событий, предметов и сообщений. В кабинете его, например, - том самом, от которого имелся ключ у Фомы, - нередко появлялись на письменном столе новые папки с документами, исчезали старые, пепельница наполнялась окурками, хотя Фома не курил; иногда рядом с компьютером оставалась забытой газета «Бессмысленный труд». Несколько раз профессор оставлял на столе записки для Фомы, в которых просил исполнить вместо себя какое-нибудь мелкое дело: занести, например, какую-нибудь папку секретарше академика Новосельского или взять у доцента Хайгырова бланк анкеты из тех, что раздают служащим «Ятагана», заполнить на свое имя, внести свои данные и оставить ему.

Сказать по правде, в большинстве случаев просьба шефа оказывалась невыполнимой - секретарша академика бывала в отпуске по беременности, а про доцента Хайгырова говорили, что он перешел на другую работу… Вдохновленный активной деятельностью шефа, Фома не раз пытался застать его живьем, несколько раз оставался в кабинете на двое-трое суток подряд, но все безрезультатно. Словно действовал какой-то природный запрет ему с профессором оказаться в одном и том же месте в одно и то же время, точно так же, как принцип Паули запрещает находиться в одном и том же квантовом состоянии двум электронам с однонаправленным спином… 20 20 спин - (физ.) момент импульса элементарных частиц Подкарауливание по разным заседаниям, научным советам, пресс-конференциям и банкетам, которыми, если верить бумагам в папках, были заполнены дни шефа, результата также не принесло. Профессор Дамгов был неуловим, как Левский: 21 21 Васил Левский - герой освободительного движения xix в. О его неуловимости и бесстрашии в Болгарии ходили легенды. всегда оказывалось, что он или только что вышел, или вот-вот придет, или в загранкомандировке, или еще что-нибудь…

В этот день профессор также побывал в кабинете: на столе рядом с компьютером лежала картонная папка, которой, как прекрасно помнил Фома, вчера там не было. Фома был в принципе любопытен и всегда рылся в бумагах шефа, если находил таковые в кабинете, потому и сейчас раскрыл картонную папку. На первый взгляд, лежащие внутри бумаги вели начало с какого-то научного совета: на самом верхнем листе, например, бросалось в глаза предложение некоего доцента Цанко Акулова «… объявить нейронные сети чуждой для валютного совета еврейской лженаукой с целью пресечения…» Поверх машинописного текста было от руки зачеркнуто «еврейской» и заменено на «арабской» - видимо, шла дискуссия по этому поводу, - а в уголке стояла резолюция: «С поправкой согласен. Акад. …» - имя академика не читалось. Фома перевернул лист, желая узнать, что же должно было пресечься, если объявить нейронные сети еврейской или арабской лженаукой, но на обратной стороне вместо продолжения текста шло совершенно другое - официальное письмо из «Ятагана». В нем страхователи учтиво запрашивали список институтских инженеров-электронщиков, умеющих «дербанить» (так и было написано в письме) автомагнитолы. Фома придвинул папку поближе, чтобы поподробнее ознакомиться с содержимым, но в этот момент зазвонил телефон. Он поднял трубку.

- Это ты, Марков? - раздался голос шефа. У него одного была привычка называть Фому по фамилии. - Это профессор Дамгов говорит. У тебя не найдется времени проскочить ненадолго до соседнего института? Я звоню из кабинета член-корреспондента Герасима Иванова - на пятом этаже напротив лестницы: нам тут с ним хотелось бы вопрос один с тобой прояснить.

Сердце у Фомы так и скакнуло от неожиданности. По телефону он уже разговаривал с шефом бессчетное количество раз, но на встречу с собой тот звал его впервые.