Дима Федоров - Игромания Bet

Чтобы доказать свою правоту, не выдергивая друга из расслабухи каникул, Надеждин забил с ним научную «стрелку». У ученых тоже бывают «стрелки».

Я начал замерзать на центральной площади Хямменлинны. Ко всему прочему, я ведь не знал, когда точно Надеждин с Флаем договорились состыковаться. Но очевидно, что здесь. Во-первых, эта площадь большая. А во-вторых, других тут просто нет. В самом центре елка и деревянные указатели на высокой оси — сколько километров до крупных городов. То есть выходит, что все дороги ведут отсюда. Здесь центр всего! Пуп земли — Хямменлинна. Это на всякий случай, если кто не знает.

До Нью-Йорка, откуда прилетел Флай, 6570 километров. До Москвы, где столько лет мучился Надеждин, 960 километров. Итого — 7540. Одуреть можно! И вот где-то промежду прочим этого дикого расстояния, посреди глобального спора двух столпов современной науки мерзну я со своей смешной меркантильной шпилерской проблемкой. Да меня эта профессура просто пошлет на икс, игрек и еще какую-нибудь высоколобую букву.

Впрочем, чем дальше, тем больше мне казалось, что меня уже послали… Информация на liveshope.com и была тем самым посылом. Ненавязчивым. Меня в культурной форме послали в Хямменлинну, а я и пошел. И надо мной, наверное, где-то даже посмеялись: то ли в Америке, то ли в Москве, то ли в космосе, то ли в «черной дыре», то ли в «белой». Но где-то смеялись — это за рупь сорок пять. В Интернете инфа была для одного меня. И больше ни для кого. Иначе тут бы паслось стадо журналистов и всякие тарелки дежурили, чтобы в прямом эфире новостей показать завершение спора светил. А мне этот сайт обманом в компьютер вывели.

Не мог же я таклохануться и сразу две буквы извратить. К тому же буквы в разных концах клавы. Блин! Только зачем я им нужен? Из квартиры выносить нечего… И если необходимо было меня куда-то отправить подальше, то почему именно в эту финскую черную дыру?

Меня насквозь продуло. Из носа потекло. Достал платок и высморкался от души — как будто часть мозга вместе с соплями из себя выдавил. И платок еще алый. Словно в крови. Хорошо, что платок в кармане откуда-то оказался. Бывают в жизни удачи! Пусть и мелкие.

А бывают неудачи. И крупные! Как сейчас… Уже ведь никакие не сумерки, вечер давно, а Сочельник, наверное, как раз считается до появления первых звезд… Вот засада! Меня развели. Нет, ни фига, я сам себя развел. Как Клипа с книжкой Фоминго. Все вообще с Клипы началось. Еще раньше — весной. С долга от Юрка. С «MAGICa» этого глючного — меня там точно чем-то обкололи. И в голове с тех пор все сместилось. Потом в сейфе выкопали статьи про Надеждина.

Крестоносцы, Софи, Йосеф Флавий, площадь Дам, Грезий, синяя таблетка, студенческий кукольный театр. Полная туфта. Полнейшая! Невозможнейшая!! И я по этой цепочке иду, как баран длинношерстный. И вот дошел сюда. И здесь никого нет. Только здоровенная елка и столб истуканский, у которого я должен ждать Надеждина с Флаем. И что их тут ждать до посинения? До Страшного суда, что ли, их ждать? Где они вообще? Наверное, один в Москве, а другой спокойно себе курит сигару в Нью-Йорке. И оба непринужденно ждут Рождества. А я кукуй тут и смотри на столб. 960 — Москва, 6570 - Нью-Йорк. 960-6570. 960-65-70… 960-65-70!! Это, кажется, телефон. Только чей? Чей же это может быть телефон?

Для вдохновения мысли я даже подошел к географическому указателю и постучался лбом. Зажмурился крепко. И касание оказалось фартовым. Вокруг меня зашумело, и разгадка сразила самоочевидностью. Это же наверняка номер Надеждина, а я, козлина, стою тут и сопли жую с аппетитом! Блин, как все просто…

Он сидит, вдавленный в кресло на колесиках, и ему дерьмово. И все ушли праздновать Рождество. И все о нем забыли. И никому он не нужен. И он знает, как создать «черную дыру». И он знает, что внутри «черной дыры». И он в любой момент может выиграть спор, потому что нажмет единственным подвижным пальцем на какую-нибудь свою научную кнопку, и ничего тут не останется. И это будет последний аргумент. Как он и обещал.

Надеждин озлоблен на мир. Потому что мир его не принимал и не понимал. Он всегда был желчен, язвителен, импульсивен. И гениален. Сегодня вечер, когда можно свести счеты со всеми. Победить разом. Поставить всех на место. То есть лишить всякого места — никаких мест в «черной дыре» Надеждина быть не должно. Ему, парализованному и униженному, хуже точно не будет, а остальным…

Надо позвонить Надеждину и что-то ему сказать. Чтобы он не наделал глупостей. Как-то убедить его. Надо открыть наконец глаза и набрать его номер, а заодно узнать, что так шумит вокруг. Я слишком сильно зажмурился, поэтому круги в глазах замутнили происходящее на площади.

Три полицейские машины резко затормозили метрах в двадцати от меня. Их сирены спугнули банду ворон, восседавших на рождественской елке, и пернатые с взволнованным карканьем полетели в направлении Москвы — благодаря географическому столбу у меня имелись четкие ориентиры. Вороны улетели, а я остался наедине с финской полицией.

Из ближайшей машины с мегафоном в руках вылез одетый в униформу Мухачов. Я не мог ошибиться — он! За один и ноль пять — он. Можно было бы предположить, что Юрок приехал выколачивать из меня долг, но он сделал вид, что мы не знакомы. А как еще объяснить то, что он вместо приветствия проорал в мегафон по-английски, чтобы я не валял дурака и сдавался. Юрок работает в финской полиции. Вороны, насрите на меня, и тогда я поверю, что это не сон!..

Но вороны в полном составе зловредно покинули центральную площадь Хямменлинны, и некому было привести меня в чувство. Нужно действовать самому. Муха завершил свою речь, достал из кобуры гигантскую пушку и прицелился в меня. Ему на помощь из машин вылезли десять местных мусоров. Они перекрикивались по-фински, и я ничего не понимал.

На беду или на счастье — поди разберись — из собора поблизости повалили люди с Рождественской службы. Веселые и наивные. Словно ослепли и перли прямо на нас. И тут я сообразил, что стрелять не станут, боясь промахнуться и попасть в народ. Поэтому я побежал. От души побежал. Резво. К собору.

Видимо, полицейские тут же начали преследование: наиболее чувствительные финские барышни повизгивали мне навстречу — значит, за мной гнались пособники Мухачова. Но я не оборачивался. Я примчался в собор, с разбегу больно зацепившись плечом за дверной косяк. Там внутри уже никого не оказалось. Только розовощекая мамаша с тремя соломенными детишками выслушивала болтовню старушки в кружевной шали-накидке.

Мамашу трогать нельзя — ей же скоро укладывать спать ребятню! Правда, в моей ситуации стоило наплевать на жалостливость с самой высокой финской колокольни. И к тому же эти кружевные старушки уже окончательно заколебали, но выбора нет. Ладно, придется брать в заложницы старушку — старушку не жалко.