Олег Мальский - Три недели из жизни лепилы

Нелли Алиевна сообщила мне о крутом разговоре с Машиной мамой (маму опять послали подальше). Да, наша профессорша — сильная баба! В двадцать с небольшим развелась с мужем, после чего еще сорок лет жила в гордом одиночестве (документированы эпизодические романы, да все неудачные) — и не озверела, не превратилась в старую деву-моралистку. На кафедру набирает только мужиков. Чересчур шумные или откровенно скандальные победы сотрудников покрывает своим именем. Кажется, она даже гордится специфическим имиджем «анестезиологии».

Никодим Евграфович считает, что диссертант должен быть ближе к тематическим больным. Наблюдать хотя бы некоторых из них в первые послеоперационные сутки — очень нужное и полезное дело. «И фиксируйте всю информацию!»

Заведующему «нейрореанимацией» Виталию Владиславовичу в тот момент было не до кадровых перестановок — он приходил в себя после резекции двух третей желудка в связи с кровоточащей язвой. Тем более, что доцент Силанский руководит отделением на общественных началах, то есть бесплатно.

Мы с «большой» Таней (в «нейрореанимации» есть и «маленькая» — у нее получше с чувством юмора, но хуже с грузоподъемностью) — перекинули больного на каталку и спустились на шестой этаж.

Дальше — рутина. Рутинные финские кровати. Рутинные подушечки под коленки. Рутинные мягкие ремешки на запястья — чтоб себе не навредил. Силанский не просто штатный доцент и внештатный заведующий, он великий Организатор. ЭКГ-мониторы над каждой кроватью. Вместо коротких штативов для внутривенных вливаний — две стальные струны над головой.

Через стеклянную стену, отделяющую реанимационные палаты от коридора и сестринского поста, я увидел, как запоздалый ординатор (меня дожидался) заносит последние, предвечерние дневники в компьютер.

Заведующий настаивал на рутинном использовании больничной компьютерной сети. Причем только по назначению. Вот почему он не соблазнился новыми корейскими «персоналками», а оставил старую, но в отличном состоянии, периферию. И польский принтер — чтоб не бегать по утрам в ВЦ за распечатками.

В коридоре показалась Офелия Микаэловна, которая что-то оживленно доказывала нейрохирургу Окуню — добродушному широкоплечему мужику с неизменной широкой улыбкой на широком лице. Окунь бочком зарулил в соседнюю палату к своему послеоперационному больному. Офелия Микаэловна принялась за нашего. Все не так: и скорость инфузии [11] Внутривенное введение жидкостей , и минутный объем дыхания, и процент кислорода во вдыхаемой смеси.

Когда фонендоскоп Вагановой коснулся груди пациента, я обеими руками вцепился в эндотрахеальную трубку. После аускультации обычно следовало подтягивание трубки на три-четыре сантиметра, и больного приходилось интубировать снова.

В той же палате лежали двое после операций на позвоночнике вполне стабильные и с минимальными назначениями. Их тумбочки ломились от термосов с домашними бульонами и морсами, банок с вареной курятиной и котлетами.

Ординатор поставил точку и провел меня в соседнюю палату, где подробно доложил о состоянии ее единственной обитательницы.

История знакомая.

Полтора месяца назад больную сорока семи лет взяли в плановом порядке на удаление внутримозговой опухоли. Опухоль оказалась злокачественной, прорастала в глубинные отделы мозга и не подлежала удалению.

После субтотальной резекции несчастная прописалась у нас. То приходила в сознание, то впадала в кому. Ее экстубировали, через пару дней снова переводили на ИВЛ и, в конце концов, наложили трахеостому [12] Отверстие на шее для дыхательной трубки . Трахеостома — это надолго. Если не навсегда.

Трубку периодически меняли. В такие дни приходили эндоскописты, которых в Боткинской за глаза называют елдоскопцами. Елдоскопцы, пардон, эндоскописты приносили свои японские чемоданы, вынимали черные шланги и отмывали забитые гноем легкие.

Естественно, больная получала парентеральное [13] Исключающее введение жидкостей, питательных сред и других препаратов в желудочно-кишечный тракт питание, седативные, гормональные препараты, витамины, анаболики и сосудистую терапию.

Виталий Владиславович борется до конца за каждого пациента — даже тогда, когда сам пациент прекращает бороться.

Я слушал ординатора вполуха. В полуметре от меня божественное создание поправляло бедолаге матрас. Коротенькое цветастое платьице под полупрозрачным халатом вполне благопристойной длины не скрывало ножек, которым позавидовали бы супермодели «Плейбоя». Красивые руки с тонкими запястьями и золотистым пушком на предплечьях разгладили последние складочки на простыни. Девушка выпрямилась (боже, какая грудь!), копна светло-русых волос колыхнулась назад, и моему взору предстало совсем еще детское личико с вздернутым носиком и легким румянцем на щечках. Никакой косметики.

Едва касаясь пола (что за по… ходка), фея выпорхнула из палаты. Ординатор перехватил мой взгляд.

— Очница, второй курс. Подрабатывает в «реабилитации».

Под одной крышей с «реанимацией», за одними дверями, находится «реабилитация» — перевалочный пункт между «плохо» и «очень плохо».

Здесь больные наблюдаются еще два-три дня до перевода в нейрохирургическое отделение. Реабилитационных пациентов наблюдают нейрохирурги. Они же и руководят лечебным процессом.

Ординатор уточнил, что прекрасную незнакомку зовут Белла.

Белла помогала «большой» Тане с изнуряющими рутинными поворачиваниями, вибромассажами и санациями трахеобронхиального дерева.

Я еще раз окинул взором вверенные мне палаты. Больные вылизаны, гемодинамика стабильная, диурез [14] Объем или скорость мочеотделения достаточный. Неврологическим статусом пусть занимаются специалисты.

Я постучал по клавишам терминала. Дневники на четыре написаны. Чуть позже можно воспользоваться «модификатором».

Эту функцию обнаружили недавно. Удобно — меняешь дату, время, показатели АД, пульса, температуры — и новая версия старого романса готова, причем за считанные секунды. С тех пор документацию щелкали, как орешки.

Меня неудержимо тянуло в «реабилитацию». Впрочем, туда приятно зайти еще по одной причине — в двухместной палате справа выздоравливает Алахвердыева, стоившая мне многих бессонных ночей и нескольких седых волос.

Аспирантка одного из московских медицинских Вузов (коллега — всегда отягощающий фактор), Алахвердыева находилась в предродовом отпуске, когда после выдавливания очередного прыща почувствовала нарастающую слабость в ногах.

Развился гематогенный эпидурит: инфекция с током крови попала в окружающее спинной мозг пространство. Гнойник постепенно сдавливал нервную ткань. Из Баку в тяжелом состоянии, с высокой лихорадкой и нижним гемипарезом [15] Паралич нижней половины туловища и ног больную перевели в «нейрохирургию» Боткинской. Я консультировал ее по дежурству и взял в «нейрореанимацию».