Владимир Каминер - Russendisko. Рассказы

Дома она убедилась, что у нее нет никакого средства, чтобы отклеить ресницы. Но для суперклея, которым были приклеены ее ресницы, существовал все-таки растворитель, однако его можно было купить только в КаДеВе. Как привидение с заклеенными глазами, Лена возникла перед нами. Она была в жутком состоянии. Мне пришлось поехать с ней в КаДеВе, [1] КаДеВе (Кауфхаус Дес Вестенс) — самый большой, дорогой и известный в Берлине магазин (прим. автора) чтобы купить растворитель. Наконец она привела себя в порядок, но тип из фирмы до сих пор не дает о себе знать.

Недавно я тоже увидел интересное объявление: «Требуется русскоговорящий, который может сказать десять слов по-русски, плата — 100 немецких марок». Голос по телефону, когда я позвонил, казался совершенно серьезным.

«Что же это за слова, — размышлял я по дороге на студию звукозаписи, — надеюсь, не ругательства…» Там мне все объяснили: один польский ученый изобрел гинекологический прибор, который должен полностью заменить врача-гинеколога. И этот прибор мог говорить на трех языках: немецком, английском и русском. Итак, чудесное изобретение XXI века будет говорить моим голосом: «Резервуар полон», «Резервуар пуст», «Внимание, воздушный пузырь!».

— Почему вы говорите таким грустным голосом? — спросил меня ассистент, ведущий запись.

— Я подумал, что речь идет о небольшой аварии, это ведь печально, если, например, резервуар пуст, — ответил я.

— Что за вздор! Это прекрасно! Резервуар пуст! Это фантастика! Можете идти домой!

То была занятная работенка. Мне было обещано, что меня пригласят вновь, чтобы озвучить следующий прибор. На этот раз речь шла о говорящем приборе для акупунктуры, который должен был говорить по-русски с небольшим китайским акцентом. У меня было в запасе время, поэтому мне дали текст на дом, чтобы потренироваться. В метро я его прочитал. Первое же предложение привело меня в восторг.

«Все у нас получится!» — вот что скажет машина.

Перевод И. Кивель

Новость быстро распространилась по городу: заключительная сцена суперфильма «Враг у ворот», который в просторечии называется «Сталинград», произвела большое впечатление на европейских партнеров Америки и остальной мир, но была отклонена экспертами Голливуда: слишком мало крови, слишком мало красивых блондинок, слишком мало страданий — сказали они. Кроме того, любовная история, на которой держится фильм, зашла в тупик. Главные ее герои в конце не соединяются, а, наоборот, расходятся. Так что фильм лишен хеппи-энда, решили американские эксперты. Подобный пессимизм в Америке обречен на провал. Мы не имеем права причинять вред нашим гражданам, заявили американские кредиторы. Жизнь в Америке и так достаточно тяжелая. По этой причине от кино ждут положительных эмоций. У европейских создателей фильма оставалось три дня для того, чтобы исправить ошибки и привести фильм в соответствие с американскими пожеланиями. Через три дня начинался Берлинский кинофестиваль. Так что надо было ехать в Бабельсберг, чтобы приделать хеппи-энд к «Сталинграду». Уже в прошлом году многие мои сограждане жили в основном на деньги от съемок «Сталинграда», которые оказались для них некой альтернативой социальной помощи: они получали сто тридцать марок за съемочный день. И когда съемки закончились, на всех напало уныние.

Теперь по случаю изменений, которые сочли необходимыми американцы, все проживающие в Берлине русские опять получили шанс заработать. Киношники страшно мучились. За самое короткое время им надо было набрать шестьсот русских, причем экземпляры, которые подошли бы для хеппи-энда. Особенным спросом пользовались одноногие мужчины, то есть инвалиды, и молодые женщины-блондинки. Все мои друзья и знакомые были охвачены. Даже Ира и Катя, которые изучали лингвистику в Гумбольдтском университете.

— Вы настоящая или крашеная блондинка? — спрашивала Иру киношная дама по телефону.

— Какое это имеет значение, — отвечала Ира, — зато у меня голубые глаза. А Катя добавила:

— А еще я хорошо танцую.

Обеих девушек взяли. А также нашего друга Максима, свободного художника из Пренцлауэрберга. Он должен был играть солдата.

Итак, большая неделя съемок хеппи-энда в Бабельсберге началась. На место съемок все новые автобусы подвозили инвалидов, студенток-блондинок и испытанных в боях молодых мужчин. Тут было немало и турков, которые в соответствующих костюмах выглядели иногда гораздо более по-советски, чем русские. Двенадцать одноногих должны были отбросить свои протезы, а их культи обработали специальной красной краской. Несмотря на это, выглядели они слишком по-европейски: ухоженными и цивилизованными.

— Больше крови! — требовал ассистент режиссера.

Под конец даже некоторые совершенно здоровые мужики заработали «жуткие» ранения. К примеру, Максим получил ранение в живот, так как в него якобы попал фаустпатрон, другой должен был все время лежать на носилках с катетером в руках и стонать. При этом тяжелораненые красноармейцы должны были выглядеть радостными и бодрыми: ведь великая битва была выиграна, и война должна была скоро кончиться. Было использовано много военной техники. В съемках участвовало двадцать пулеметов с холостыми патронами и один настоящий советский танк. Все участники, которых допустили к пулеметам, обязаны были сдать паспорта. Наверное, создатели фильма опасались, что русские с оружием в руках двинутся в направлении Потсдама и превратят его в новый Сталинград.

— Все пойдет насмарку, — кричал помощник режиссера, — если вы не сумеете изобразить праздничное настроение. Больше оптимизма!

Искусственный снег падал с неба из огромных шлангов и быстро превращался в какое-то резиновое месиво. Русские собрались вокруг танка, стреляли в голубое небо, кричали «Ура! Ура!». Инвалиды гордо демонстрировали кровавые раны и кротко улыбались при этом. Ира и Катя, в снайперском снаряжении, по собственной инициативе взобрались на танк и танцевали рок-н-ролл. Мужчина с катетером в руках хотел последовать за ними, однако ему сунули в руки аккордеон, и он вынужден был петь внизу.

Единственный профессиональный немецкий актер, который участвовал в этих съемках, — лысый мужчина лет сорока со строгим выражением лица, видимо, почувствовал свое предназначение, с сосредоточенным видом он то и дело натягивал чехол на дуло танка. Это должно было символизировать конец войны. Потом все собрались вокруг лагерного костра и, с песнями и танцами, стали сжигать знамена вермахта. Те горели невероятно быстро: буквально за несколько секунд превращались в пепел. Статисты прилагали усилия, чтобы реквизит не вышел полностью, ассистент режиссера успокаивал их: