Кристофер Бакли - Верховные судороги

Теперь Пеппер стояла в полной темноте. Президент щелкнул выключателем, и она увидела зал для боулинга — с одной-единственной дорожкой.

— Ахх! — произнес президент с интонацией человека, который лежит на столе хорошего массажиста. — Это искупает все остальное. Ладно, какой у вас размер?

— Размер, сэр?

О чем он, черт подери, спрашивает?

— Обуви.

Самый могущественный в мире человек скрылся в большом одежном шкафу и вышел оттуда, держа в руках пару женских тапочек для боулинга — восьмого размера. Тапочки были красно-бело-синие, а на носках их красовалось по маленькому орлу.

— Я их сам спроектировал, — сказал президент и добавил: — Только, если можно, не говорите об этом никому. У меня нынче хватает проблем и без прессы, ржущей над тем, что я расходую мое свободное время, — которого у меня, вообще-то говоря, и нет, — на проектирование патриотических тапочек для боулинга.

— Ни слова ни единой душе, сэр.

— Господи, до чего же тут хорошо и тихо, — сказал президент. — Наверху может весь мир взорваться, а отсюда и не услышишь ничего. Хотя, конечно, если он взорвется, мне об этом доложат. Меня по восемнадцати раз за ночь будят, чтобы доложить о том, что я и так узнаю утром. Наверное, это такое приложение к личному самолету, лимузину и бесплатному жилью. Ну хорошо, судья, мы с вами оказались здесь. Прав ли я, полагая, что вы спрашиваете у себя: «Какого черта я тут делаю и что ему от меня нужно?»

— Это было бы… да, сэр. У меня как раз сейчас мелькнул в голове этот вопрос.

Президент, улыбнувшись, сказал:

— Я хочу выдвинуть вашу кандидатуру в члены Верховного суда.

У Пеппер округлились глаза.

— Верховного суда… чего, сэр?

— Соединенных Штатов.

Президент взял шар, тщательно прицелился и пустил его по дорожке. Шар сбил почти все кегли, стоять остались лишь две — самые крайние.

— Душераздирающее зрелище, — сказал он. — Только брешь пробил. То же самое случилось на прошлой неделе с Майклсом на турнире «Байер Классик». Впечатление было такое, что он просто не может попасть в воротца. Вы, наверное, не…

— Нет, сэр, я этого не видела.

— Дьявольски интересный был турнир. Сплошные импровизации. Боб Репперт выдал шесть страйков подряд.

— Да, на это, наверное, стоило посмотреть.

— Ну еще бы.

Президент пустил второй шар и сбил одну из оставшихся кеглей.

— Девятка и спэйр [9] Страйк — все десять кеглей сбиваются одним броском; спэйр — двумя. — это большая разница. Дорожка ваша, судья.

Первый шар Пеппер ушел в «канаву». Второй, неторопливо прокатившись посередине дорожки, сбил все десять кеглей — так медленно, что ей показалось, будто они валятся по очереди, одна за другой.

— О, прекрасно, судья. Прекрасно. Давайте ненадолго присядем. Вы видели, что произошло с двумя моими последними кандидатами в члены Верховного суда?

— Да, сэр, ну, то есть я смотрела по телевизору часть слушаний.

— То, что они сделали с этими двумя, просто позор.

— Мне это показалось… политической игрой.

— Сенатор Митчелл. Он меня очень не любит. Впрочем, меня там никто не любит. Но им не следовало отыгрываться на двух достойных людях. Однако все это в прошлом. Они повеселились. Теперь мой черед.

И внезапно Дональд Вандердамп показался Пеппер не таким уж и мягким. В глазах его вспыхнуло мефистофельское лукавство, совершенно не вязавшееся с тапочками и курткой для боулинга.

— Я собираюсь предложить им кандидата, от которого у них случится полноценный эпилептический припадок. — Президент слегка всхрапнул. — И самое замечательное, что они ничего с ним сделать не посмеют. О, это будет забавно. Очень забавно.

— Сэр, — произнесла Пеппер, — можно я кое-что скажу?

— Ну разумеется, — радостно ответил президент.

— Я, конечно, польщена тем, что ваш выбор пал на меня, однако, если вы не против, я бы отличнейшим образом обошлась без этого.

— О нет, — сухо ответил президент. — Поздно. Все уже решено.

— Решено?

— Мной, судья, — уже без всякой улыбки сообщил он. — Ваша страна нуждается в вас. Простите, что выражаюсь языком армейского плаката. Но положение именно таково.

Пеппер вдруг почувствовала себя запертой в замкнутом пространстве.

— Я понимаю, вам хочется свести счеты с сенаторами, сэр, но ведь вы собираетесь воспользоваться для этого моей жизнью. А мне она нравится такой, какая есть. — И Пеппер прибавила: — Не сочтите меня неблагодарной.

— Вы не хотите попасть в Верховный суд?

— Я этого не говорила, сэр. Я имела в виду…

— Что?

— Господин президент, я ведь судья-то телевизионный , — напомнила ему Пеппер.

— Вы были и настоящим судьей.

— Ну да, в суде первой инстанции. Но я думаю, из этого вовсе не следует, что моей квалификации хватит для работы в Верховном суде.

— Судья Картрайт, — произнес президент, постаравшись подпустить в свой голос толику раздражения, — вам не приходило в голову, что я это мое предложение пусть и самую капельку, но обдумал?

— Разве что самую капельку.

— Квалификация у вас более чем достаточная. Помилуйте, да согласно Конституции, для того чтобы заседать в Верховном суде, даже судьей быть не обязательно.

— Если бы мы следовали этому правилу, возможно, Верховный суд был бы получше нынешнего.

— Вот и я о том же.

— Я пошутила, сэр.

— Я навел о вас справки в «Гугле», — сказал президент. — Звучит почти неприлично, правда? Мой персонал просто с ума сходит, когда я захожу в Интернет. Скорее всего, они думают, что я обшариваю порнографические сайты и это того и гляди выплывет наружу. Так или иначе, я о вас кое-что знаю. Техас. Обзор судебной практики в Форэме — отличный, кстати сказать, университет. Высшего класса, но позволяющий начинать с нуля. Работа клерком у федерального судьи в Калифорнии, стажировка в прокуратуре, суд первой инстанции в Лос-Анджелесе, затем «Шестой зал суда».

Пеппер неловко поерзала в кресле:

— Вы неплохо управляетесь с «Гуглом», сэр.

Президент кивнул.

— Я временами думаю, что при той информации, какую из него можно выкачать, ФБР и ЦРУ нам попросту ни к чему. — Он задумчиво насупился. — Мы могли бы сэкономить на их бюджете. Объединить ФБР и ЦРУ в министерство «Гугла». Хм. Об этом стоит подумать. Однако, пока они существуют, эти ведомства проведут на ваш счет рутинное расследование — не говоря уж о пяти грандильонах журналистов, которые постараются заработать Пулитцеровскую премию, доказав, что в шестнадцать лет вы курили травку. Вы в шестнадцать лет травку курили?

— Нет, сэр.

— Какое облегчение.

— Я отложила это дело до семнадцати.

Президент некоторое время молча смотрел на нее, потом сказал:

— Что же, полагаю, каждый, кто не курил в юности травку, выглядит в наши дни странновато. А…