Андрей Морозов - Рассказы малоизвестного автора

Дубовский протянул Василию упитанную книжицу в суперобложке с портретом Василия, выдержанной в традиционных государственных цветах.

— Так быстро? — удивился Василий, перелистывая безупречную полиграфию.

— Ни чего срочного, — пояснил Котов. — Книга написана давно. Надо было только подставить нужные имена и даты.

— Небось, — предположил Василий, — расписали меня там героем? Волевым богатырем. Как это называется? А!

Художественное преувеличение. Во! Раскопали, наверно, тот случай на пожаре, когда...

— Нет, — оборвал его Дубовский. — Не раскопали. И не будем. Поймите, Василий, прошли времена, когда странам требовались в качестве правителей искусные полководцы, мудрые ученые, талантливые ораторы или изощренные политики. Время таких людей прошло. Посмотрите на экономически преуспевающие страны. Там ни боевых генералов, ни лобастых академиков, ни поэтов-импровизаторов в президентах не держат. Народы голосуют за себя. Самые обычные люди голосуют за самого обычного человека. Простого и понятного. А все эти геройства, приключения и прочее... в том числе и на пожаре... оставьте в стороне. Если человек однажды перестал руководствоваться здравым смыслом, то где гарантия, что этого не произойдет снова?

Людям нужен простой и понятный президент, а не какой-то там лидер, который неизвестно куда всех поведет.

— В вашей обычности есть своя прелесть, — продолжил внушение Котов. Мы поработали в книге, чтобы вы стали совсем обычным. Художественное преуменьшение. Каждый избиратель проголосует не за вас, а за себя. Все проголосуют.

— Все ли? — насторожился Василий.

— Кроме пяти или десяти процентов, — отмахнулся Котов.

— Что? — Василий сделал озабоченное выражение лица. — И у нас нашлись боевые генералы, лобастые академики и поэты-импровизаторы? Не на всех хватило денег и связей?

— На пятьдесят процентов плюс один голос хватит, — успокоил его Дубовский. — Остальное — лишнее. У вас в друзьях все равно уже боевых генералов, академиков и поэтов больше, чем у всех остальных кандидатов вместе взятых.

— А во врагах? — ухватился за тему Василий.

— Врагов у вас нет, и не будет, — предупредил Котов. — Врагов теперь в политике нет.

— А кто есть?

— Есть вражки, — повеселел Дубовский. — Мелкие вражки. Их не надо побеждать или уничтожать, как врагов. Им надо иногда давать пинка, что бы они в ответ тоже махали ручками. Чем дольше идет борьба с вражками, тем выгоднее она тем, кто получает зарплату за ведение этой борьбы. Для вас беспроигрышный вариант.

Вражков мы вам подберем. Из уже существующих, или сами сделаем. У Алексея в его 'Новом лице' уже целая галерея готовых имиджей для них есть.

— Враги-вражки... боги-божки... горы-горшки... — Василий мечтательно листал собственную биографию.

— Не боги горшки обжигают, — Котов привнес смысл в языковые изыскания Василия. — Это вы верно.

Президент Василий, вот кто будет их обжигать.

— Горшки, горшки... — задумался Дубовский и, наконец, его осенило:

— Горшков! Пусть будет Горшков! Алексей, найди мне губернатора, мэра или депутата с такой фамилией. Любого хоть чуть-чуть раскрученного в народе. Не найдешь, сделай сам и раскрути. Как тебе, а? Вражок — Горшков. Звучит?

— Да, — подтвердил Котов. — Займусь этим.

— Ладно, — Василий понемногу успокаивался, все больше веря в свою победу. — А что мне этим журналюгам сегодня говорить? Я же не политик, не депутат со стажем.

Мозги пудрить не умею. И что это за чудо-программа по выводу из кризиса?

— Программу написали лучшие специалисты в этой области, — продолжил успокоительные речи Дубовский.

— В области вывода страны из кризисов?

— Вроде того. С ними вы сейчас познакомитесь, а потом представите их прессе. Они будут отвечать на все вопросы о программе. На остальные вопросы вы будете отвечать сами, но с нашей помощью, — Дубовский достал из кармана вещицу, напомнившую Василию миниатюрный наушник от плейра, и указал на левое ухо Василия. — Воткните в ухо и послушайте.

Этот прибор был намного меньше обычного наушника-'банана' и прочно держался в глубине уха, не выдавая своего там присутствия при беглом взгляде в зеркало полированного стола.

— Мы будем отсюда смотреть трансляцию и вам подсказывать, — закончил инструктаж Дубовский.

Котов подошел к большому телевизору, занимавшему место в углу кабинета, и включил его. На экране появился зал, весь заполненный репортерами и операторами. Они ждали. Все они ждали его, Василия.

— Вы уверены, что это сработает? — уже в дверях спросил Василий.

— Да, — голос Дубовского откликнулся эхом в наушнике.

Пресс-конференция шла по плану. В зале у Котова был свой человек с камерой, и Котов вместе с Дубовским наблюдали, как Василий со своей командой вошел в зал под вспышки фотокамер и проследовал к длинному столу, водруженному на сцену актового зала бывшего дворца пионеров. Стол был заполнен микрофонами различных телеканалов и радиостанций, при помощи которых специалисты Василия объясняли залу тонкости его программы — опора на средний класс, поддержка среднего бизнеса, повышение уровня средней по стране зарплаты. Когда экономические тонкости утомили присутствующих, они обратили свои взоры на скромно восседавшего в центре стола Василия.

Назвав себя и свое издание, первый смельчак-журналист задал вопрос самому Василию:

— Скажите, Василий, а что вы намерены делать с политической оппозицией, когда придете к власти.

— Оппозиции не будет, — подсказал Дубовский в микрофон, стоя перед телевизором в своем офисе.

Василий его не услышал. Что-то определенно случилось с его наушником. Вместо реплик Дубовского Василий слышал только всевозможные помехи и посторонние звуки.

Ситуация стала критической, когда настырный писака повторил свой вопрос:

— Так что вы сделаете с оппозицией, Василий?

Дубовский замер в ожидании:

— Он что, не слышит меня? Надо прекратить!

— Поздно, — предостерег Котов. — Поймут, что что-то случилось. Пусть выпутывается сам. Вы ему за такие случайности и платите!

Выпутываться Василий умел плохо. От волнения и напряжения всех мысленных процессов он уже взмок с головы до пят. Наушник ни чем не мог помочь. Среди фона помех отчетливо раздавались только какие-то механические щелчки.

— Перещелкаем оппозицию, — выдал Василий от безысходности.

По залу прокатился невротический смешок.

— А как же свобода? — взмолился все тот же корреспондент. — Что вы сделаете со свободной прессой? Она ведь не будет спокойно смотреть на то, как вы щелкаете оппозицию.

Щелчки в ухе Василия продолжались.

— И прессу перещелкаем! — продолжил он, надеясь, что больше 'щелкать' никого не придется.