О.Александр Авдюгин - Господь управит

Каждый прожитый год и все жизненные коллизии в той или иной мере вели к Богу и выделить, что либо, как решающий фактор очень трудно. Лишь последний год перед рукоположением, проведенный в Оптиной стоит особняком, но там, в обители русской старческой славы, мне уже хотелось служить в Церкви.

Намного проще вопрос о том, насколько сложно священническое служение?

Тут ответ элементарен: священником просто надо быть. Причем всегда: и днем, и ночью. Как только начинаешь представлять храм Божий, как место работы, то, по сути, ты уже просто требоисполнитель. Опять начнется внутренний разлад, а чужая боль станет не сопереживанием, а досадной помехой.

Когда-то я думал: самое тяжелое в поповском деле это отпевать усопших, да и действительно изначально нелегко это давалось, и нужны были годы для понимания, что в данном случае ты утешитель и даритель. В тебе видят и сострадание, и надежду. Если сможешь быть таким и твоя молитва услышана, то смерть становится для близких покойного лишь необходимым жизненным эпизодом. Если же ты всего лишь обязательный антураж в похоронном регламенте, то винить в этом надобно только себя…

Сложно это: любить и сострадать. Не всегда получается, да и знаменитые «искушения мира сего» отнюдь не праздный набор слов, а вполне определенная реальность.

В первые годы моей службы недалеко от нас жил старенький священник, всю жизнь предстоявший перед престолом Божьим. Все у него было: и гонения, и ссылки, и тюрьма, и запреты, но когда бы я к нему не приезжал он всегда встречал меня с пасхальной радостью. И как-то во время беседы с ним, на крылечке церковного дома, я с раздражением хлопнул комара, впившегося в мою руку.

— Нельзя так, батюшка, — с укоризной сказал отец Иаков. — Что ж ты злишься-то так? Надобно просто с любовью сказать ему «кыш!» и улетит тварь Божия.

До дня нынешнего пытаюсь так поступать. Вот только пока не получается…

Чувства и слово помогают друг другу, но все же приоритет остается за вторым, недаром в одной из молитв перед исповедью говорится: «Сам яко Благ и Незлобивый Владыко, сия рабы Твоя словом разрешитися благоволи». Покаянный плач дело хорошее, но за слезами должно быть понимание тяжести падения, решимость бороться с этим грехом и словесное подтверждение принятого решения.

И вот здесь, когда становится понятен приоритет слова, появляется новый камень преткновения: многословие, за которым стоит в большинстве случаев или желание оправдать свой грех, или чисто психологическое стремление «выплакаться». Тем более, что в лице священника исповедник часто находит молчаливого слушателя, вместе с ним вздыхающего, сочувственно кивающего, да еще и успокаивающего. Отрицать и избегать пастырского сочувствия, конечно, не надо, но необходимо и держать в уме евангельское:

«За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься» (Мф. 12: 36–37).

Так уж устроен человек, что, согрешив, он ищет себе оправдание. Это не порок дня нынешнего. Начало положил наш прародитель Адам, когда после собственного греха он изначально обвинил в нем Еву. А затем и Бога, за то, что Он дал ему эту жену (см. главу 3 Бытия).

Лишнее слово перед Евангелием на исповеди может повредить раскаянию, сделать его лишь повседневным сожалением и не преобразит душу. За многоглаголаньем теряется четкий смысл греха, и обычно из состояния «я грешен» следует невидимый переход в безликое сожаление «мы грешны».

Споры и дискуссии о том, как подробна должна быть исповедь, идут со времен давних и, наверное, не прекратятся до дней последних, но вывод из них можно сделать уже сейчас: исповедь должна быть настолько подробной, чтобы ее понял священник.

Всё. Иного не надо.

Нередки сетования наших прихожан на то, что одних священник исповедует подолгу, а на других, казалось бы, только епитрахиль положил и уже молитву разрешительную читает.

Здесь не нерадения батюшки и не желание выделить кого-либо из кающихся. Просто одни приходят и говорят «слово», четкое, конкретное и покаянное, а вторые устраивают из Таинства монолог с перечнем причин, последствий и влияний греха на всех, кого знают, любят или отвергают. Этот театр одного актера, особенно в исполнении человека, которого исповедующий священник видит первый раз в жизни, не только затягивает исповедь, но и очень часто не приводит ни к какому результату. Итог предсказуем: священник превратился в психолога, исповедующий гордится своей смелостью и радуется, что его, наконец-то, выслушали, а Бог остается в стороне. Покаяния ведь не было. Вернее, ростки искреннего сожаления и стыда забетонированы потоком оправданий и обстоятельств.

Несомненно, многие из нас часто испытывают желание, о котором эти поэтические строки Евгения Евтушенко:

Но ведь столько раз в любом кричало

и шептало это же начало:

«Граждане, послушайте меня…»

Граждане не хочут его слушать,

гражданам бы выпить да откушать.

Действительно, в сегодняшнем мире прагматизма, рациональности и современных технологий очень часто перемолвиться даже двумя искренними словами можно только с компьютером в Интернете, да и то зашифровав себя псевдонимом. Все болеют собой и свое «я» является приоритетом в жизненной повседневности, но исповедальный аналой — не телевизионное шоу, куда приходят излить душу по ранее написанному сценарию. Иное это место. Страшное своей голой, неприкрытой откровенностью зла и великое по результату. Сам Господь устами священника говорит: «И аз, недостойный иерей, властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих».

Священник предстоит пред Богом у престола церковного, совершая Евхаристию. Верующему чаду церковному тоже дано это право, оно реализуется именно на исповеди. Поэтому здесь, под священнической епитрахилью, пред Крестом и Евангелием, каждое слово должно быть правдиво, искренне и достойно Того, с Кем разговариваешь.

Надобно помнить апостольское: «Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело» (Иак. 3:2).

Бережно, целомудренно обращаясь с бесценным даром слова, мы в результате становимся сродниками Самого Божественного Логоса, Воплощенного Слова, — Господа нашего Иисуса Христа.

Как же хочется быть десятым! И не получается. Вечно забывается за суетой, удовольствиями и удовлетворениями «спасибо» сказать. Всё о себе любимых печалимся.