О.Александр Авдюгин - Господь управит

Народ не понял, невольно сжался, и в этом внимании было начало уважения, как, впрочем, и раздражения. Списали на молодость, пафосность и неопытность молодого да быстрого попа, но оказались не правы.

В тот же день отец Стефан явился к главе поселковой администрации и решительно доказал последнему, что избирателя надо знать в лицо, проникнувшись заботой о проблемах каждого в преддверии предстоящих выборов. Союз же власти и церкви обеспечит нынешнему руководителю небывалый рост электората, а присутствие его лично или ближайшего заместителя на поголовной миссии освящения и воцерковления выбросит местную оппозицию, конкурентов и недоброжелателей на свалку политической истории поселка городского типа. Надо сказать, что такого местный голова придумать не смог бы, поэтому охотные и радостные заверения во всемерной поддержке благого начинания отец Стефан получил немедленно.

С милицией и пожарниками было еще проще. Настоятель, посочувствовав не очень хорошей статистике правонарушений, преступлений и противопожарной безопасности, напомнил руководителям этих подразделений, что во главе угла их деятельности должна стоять профилактика. И вряд ли когда еще будет столь благоприятное время определить пожаростойкость зданий и потенциальную опасность нарушения общественного спокойствия, чем запланированное мероприятие. Тем более что, кроме священника, прибудет и местный голова. Милиция воспряла духом, предвкушая изобилие самогонных аппаратов и улик повального местного увлечения — растаскивания по домам государственного добра и прочей личной, но чужой, собственности.

Вечером отец Стефан добрался и до птицефабрики. Директор оказался на месте. По-другому и быть не могло. Во-первых, фабрика принадлежала ему лично. Во-вторых, не вызывало сомнений этническое происхождение Гусарского Бориса Соломоновича. Оно, происхождение, накладывало особый отпечаток на его педантичность, работоспособность и предприимчивость, резко выделяя в характере эти черты, не присущие представителям местного национального большинства. Зайдя в директорский кабинет, отец Стефан мгновенно понял: здесь обитает человек, который может все, если ему это нужно и выгодно.

Доказать, что птичницы фабрики Гусарского будут производительней и, главное, честнее, если рядом будет стоять церковь, молодой иерей смог без труда. Причем при помощи одного-единственного довода:

— Борис Соломонович, вы же прекрасно знаете, как кристально чисты и трудолюбивы ортодоксальные евреи, а во мне вы видите консервативного ортодокса!

Когда же, расписав все преимущества православных работников перед безбожниками, отец Стефан сообщил ошарашенному директору, что помощь в строительстве храма скостит часть его непомерных налогов, вопрос был решен. Окончательно.

Через полгода отец Стефан сидел в приемной епархиального секретаря с прошением. Он требовал выделить на его приход двух священников. Ведь не может же он служить литургию в трех храмах одновременно…

Отец Стефан регулярно пребывал в детективном раздумье. Раздумье это приходило к нему один раз в год, всегда в начале лета. Батюшка не имел необходимого в данном случае навыка дедуктивного мышления, хотя томик с похождениями Шерлока Холмса не просто так пылился во втором ряду утрамбованного книжного шкафа. Любил о. Стефан иногда о знаменитом сыщике почитать, да и мисс Марпл с господином Мегрэ периодически удостаивались его внимания.

Впрочем, ни английская, ни французская метода расследования к проблеме о. Стефана никак не подходила, ибо восточно-украинская лесостепь мало имеет схожести с туманным Альбионом и Елисейскими полями. В родном приходе было все просто, откровенно, все на виду, но ответа на вопросы «почему?» и «отчего?» отец Стефан не находил.

Дело было в том, что на вверенном ему приходе подвизались две неразлучные подружки: баба Маня, Мария по-правильному, и баба Глаша — Гликерией, то есть, крещеная. Всё у них дружно выходило: и молитва, и исповедь (всегда друг за другом в очередь исповедовались). И за храмом они на пару любили ухаживать: лампадки промыть, подсвечники почистить или цветник приходской облагородить. На службах старушки тоже рядышком у иконы Серафима Саровского молились. «Где Маша, там и Глаша», — говорили на приходе. Но вот только в конце весны и начале лета, в аккурат от Пасхи до Троицы, между двумя подружками пробегала черная кошка, в которую они верить ну никак не должны были, ибо вопросам суеверий настоятель посвящал почти все свои проповеди.

Они и не верили: ни в кошку, ни в ведра пустые, ни в подсыпанную под порог «заговоренную» кладбищенскую землю, ни в прочие происки лукавого. Неподпадаемость под козни «врага рода человеческого» подкрепляли у Марии и Гликерии входные кресты, нарисованные мелом на дверных косяках, а также постоянно горящие лампадки на божницах. Существенную роль в крепости православных бастионов играли и ветки святой вербы, примощенные за иконами, и набор бутылей и бутылок со святой водой, как то: богоявленской, крещенской, сретенской и преображенской. Было и маслице от мощей святых, и земелька с Гроба Господня, и камушки с гор почаевских, афонских и иерусалимских. К этому необходимому набору естественно присовокуплялась толстая книжка «Щит православного христианина» с молитвами каноническими и не очень, а также черные общие тетради, от руки исписанные распевами «псальмов», оставшиеся со времен советского безцерковья.

Видя данный православный арсенал и потенциал, отец Стефан в очередной раз почувствовал недоумение, когда после второй пасхальной недели Мария и Гликерия, как и в прошлом и позапрошлом годах, разошлись по разным сторонам храма. Мария осталась у кивота с преподобным Серафимом, а Гликерия переместилась за угол к великомученику Пантелеимону. Так и молились, чтобы друг дружку не видеть…

«Что за оказия? — размышлял настоятель. — Может, у них какой другой духовник имеется, что каждый год заставляет их между собой в дни пения Цветной Триоди не общаться?»

«Хотя вряд ли, — продолжал рассуждать сам с собой отец Стефан, — сказали бы на исповеди».

Кольнула мысль эта батюшку. Нет, не из-за ревности — из-за беспокойства. Дело в том, что недалеко от его прихода находилось два очага искушений. Первый — в соседнем селе. Жил там священник бывший, попавший под запрет за грех, повсеместно распространенный среди нашего народа. Рассказывали о. Стефану, что принимает бывший батюшка людей и советы раздает. Второй же очаг расположился практически рядом, за селом, на каменном бугре. Объявился там «монах восьми посвящений», вырубивший в скале дом-пещеру и соорудивший рядышком римский костел, православную часовню, пагоду и синагогу, и поклонявшийся в них многочисленным богам по очереди. «Монах» этот окормлял приезжую городскую и областную богему, рассуждал об аскетике и воздержании, попутно любуясь двумя своими женами и несколькими детишками, от сурового аскетического подвига появившимися.