Алекс Экслер - Дневник Васи Пупкина

— Ду коомен мучо-мучо рапидо, — неожиданно выпалил Володян, который до этого не издавал ни звука.

— Это еще что значит? — поразился Толян.

— «Ты пришел очень-очень быстро», — перевел Володян. — Это я в какой-то книжке прочитал.

— Бриндамуш пелу пекуш, — подлил я масла в огонь.

— Господи! А это что? — спросил Толян.

— «Выпьем за КПСС», — объяснил я. — У меня папик всегда это в качестве первого тоста произносит. Чтобы, как он говорит, враг не догадался.

— Так, мужики, хватит мне тут лингофонный кабинет устраивать, — решительно сказал Толян. — Если есть предложения — высказывайте, а слушать вашу белиберду я больше не намерен.

— Давайте назовемся просто и со вкусом: «Русские», — предложил Колян.

— Было уже, — сказал я. — Они с годик на эстраде попели, а потом в Америку смотались.

— Тогда давайте возьмем название «Незатихающий экстаз», — вдруг предложил Володян.

Толян стал долго и вдумчиво смотреть на Володяна, от чего тот вдруг как-то занервничал.

— Эротические фантазии мучают? — спокойно спросил Толян. — Иди голову под кран засунь. Или спортом займись. Мы музыкальный ансамбль, а не банда из борделя.

— Ну как знаете, — разобиделся Володян. — Я же как лучше хотел. Чтобы девушки почувствовали некоторый намек.

— Так, все! — заявил Толян. — Митинг на тему названия считаю закрытым. Коляну объявляется строгий выговор за провокационные разговоры. Если безобразие не прекратится, строгий выговор будет с занесением прямо в табло, как только приедем на место.

Колян надулся, и мы остаток пути ехали молча.

12 июля: Тут весело. Только дел — по горло. Не замечаю, как день пролетает. Даже за дневник не брался неделю. Так наломаешься за день и за ночь, что пальцы не в состоянии держать ручку. А после этих треклятых барабанов каждое слово, написанное на бумаге, вызывает мучительную отдачу в пальцах. Поэтому пишу кратенько, чтобы не исстрадаться совсем. Вот только кушать очень хочется, потому что порции в столовой явно не рассчитаны на наши взрослые организмы.

В лагере есть спортивный отряд, состоящий из юных боксеров. Крутые ребята. Но мы — тоже не промах. Во второй день устроили с ними футбольный матч. Боксеры — ребята, конечно, мускулистые, но играли бестолково, вот только толкались безбожно. Но мы их все равно сделали, как девочек и даром.

Меня сначала поставили на ворота, но я сходу пропустил два мяча и был со страшной силой обруган Толяном, так что чуть было не пришлось заявить о своем выходе из ансамбля. После этого на ворота поставили Малыша (это такой парень из нашего отряда, который под два метра ростом что вверх, что вширь), и больше ни одного гола мы не пропустили, потому что у Малыша на груди не только рюмка стоит, а целый котел с компотом водрузить можно. Ему ничего делать и не надо было. Просто стоял себе, как скала, а об него разбивались мячи и боксеры.

Еще мы в команду взяли нового паренька по фамилии Кошкин. Он-то всю кашу и заварил. Играть толком не умеет, зато носится по площадке, как колобок и ногами выводит из строя боксеров. Понятно, что мужики немножко обиделись. Тем более, что они проиграли 2–5. Вот после матча конфликт и возник. Боксеры отловили Кошкина и собрались ему показать преимущества техничной работы руками против его, как они сказали, ногомашества. Кошкин сразу стушевался, мы примчались его выручать, немного поскандалили и договорились провести дружескую драку за пределами лагеря.

Главное, наши парни в такой раж вошли. Сначала побежали в барак и принялись стаскивать с себя всякие цепочки и крестики, отдавая их на хранение девчонкам. Те тоже такие гордые были, прям как царевны Ярославны, провожающие мужей на войну. Я стащил с шеи веревочку, на которой висел портрет барабанщика из Deep Purple, и отдал ее девочке Люде, которую сразу приметил как потенциальную подругу. Люда с готовностью взяла ее на хранение и поклялась, что если я погибну в нелегком бою, то она сохранит этот талисман для потомков.

А Кошкин, кстати, такой негодяй оказался! Сам эту кашу заварил, а во время подготовки к сражению заявил, что он, дескать, пацифист, поэтому на драку не пойдет, но нас благословляет. Всем сразу и драться-то расхотелось. Но пришлось отправляться, чтобы авторитет не потерять.

Боксеры нас уже ждали. Сначала, конечно, познакомились. У них клички оказались какие-то однотипные. То ли дело у нас: Толян-хулиган, Вася-Барабанщик, Дима-Малыш, Серега-Граф, Витька-Дай Затяжку. А у них: Миха-120 кило, Серега — 200 кило, Андрюха — 170 кило. Толян поинтересовался — что означают эти клички? Вес, что ли? Оказалось, что не вес, а сила удара.

Тут все совсем погрустнели. А Толян дипломатично поинтересовался — в чем причина конфликта, и не можем ли мы решить его мирным путем, потому что уважаем боксеров и не хотим доставлять им неприятностей боем с непрофессионалами. Те ответили, что вся проблема в Кошкине, который слишком рьяно махал ногами. Толян заявил, что Кошкину он сам накостыляет с удовольствием, после чего мы все подружились, и в знак мира обменялись сигаретами.

14 июля: Потихоньку начали репетиции. Аппаратура в лагере оказалась вполне пристойная. Намного лучше, чем в школе. Вот только с репертуаром как-то не вытанцовывалось. Я требовал играть «Purple», Колян заявлял, что теперь кроме «Prodigy» ничего играть не будет, Володян неожиданно объявил, что он на клавишах кроме «Лунной сонаты» пока ничего изобразить не может, а Толян, как художественный руководитель, требовал, чтобы мы первым делом исполнили «Я помню все твои трещинки». Я на это заявил, что песню папы Карло пускай играют без меня, Толян пошел красными пятнами, обозвал меня «дятлом» и немного покритиковал мою манеру игры, треснув по голове медной тарелкой. Больно, кстати.

Так что мы весь день сидели и дулись, но чтобы девушки, которые толпами ходили вокруг клуба, ничего плохого не подумали, врубили «Purple» на полную мощность. Сработало, кстати, на все сто. Девушки часами сидели под окнами и благоговейно слушали нашу «репетицию». Некоторые даже плакали от счастья. Да и начальник был очень горд, что пригласил такую крутую группу, поэтому периодически обходил вокруг клуба и говорил: «Тс-с-с-с», девушкам, заявляя, что они мешают нам репетировать.

16 июля: Я вытащил свою счастливую карту! Сегодня начальник пришел к нам в барак и спросил — кто умеет фотографировать и печатать фотографии? А у меня папик этим делом сильно увлекается и вечно дома печатает портреты мамика и Мурзика. У него даже два портрета второе место на каком-то конкурсе заняли: «Мамик со скалкой и мясо», а также «Мурзик и Сало». Разумеется, я ему всегда помогал в этом нелегком деле (хотя попробовал бы я отказаться), так что с полным на то правом считал себя фотографом. Этот факт я и постарался довести до сведения начальника. Тот меня погладил по голове, сказал: «Ай, маладца!», выдал ключ от фотолаборатории и сказал, что я могу проводить там столько времени, сколько считаю нужным.