Владимир Кунин - Кыся

— Стану я ему забивать голову всякими Кошачьими бреднями!

Вот тут я унизился до того, что не вмазал ему по рылу за такую в высшей степени оскорбительную фразу, а покорно попросил еще раз:

— Может быть, Ему это не покажется такими уж бреднями. Попробуй, Рэксик, а?..

— Какой я тебе еще «Рэксик»?! Ты как разговариваешь с полицией?! вдруг зарычал этот болван и рванулся ко мне.

Я сходу врезал ему пару раз по харе когтями и мгновенно очутился на крыше кабины.

— Эй, Кыся! Ты чего собачку обижаешь? — крикнул мне Водила.

Впервые в жизни мне дико захотелось выругаться страшным Человеческим матом! И чем грязнее — тем лучше… Мне захотелось выплеснуть на голову этой тупой полицейской Псине поток всех возможных и невозможных Людских матерных слов в самых чудовищных и тошнотворных комбинациях, которые я когда-либо слышал у нас в России!

Но матюги так и застряли у меня в глотке, потому что полицейские сказали всем «Гуте райзе!» — что-то вроде «Счастливого пути…», втащили своего озверевшего болвана Рэкса в машину и уехали. А мы с Водилой остались нос к носу с Лысым и Аликом.

Вот когда я понял, что нам с Водилой надеяться не на кого! Если мы не спасем себя сами, нас никто не спасет. Тем более, что в руке у Алика снова появился его большой пистолет.

Неожиданно в моей голове вдруг возник негромкий голос Водилы: «Не психуй, Кыся. Не дергайся. Как-нибудь выгребемся. Ты там сверху приглядывай за Аликом. Вдруг он стрелять захочет…»

Вслух же Водила сказал:

— Ну что, будем перегружать вашу пачку?

— Вот это молодец! — восхитился Алик. — А я уж думал, что тебя придется снова уговаривать.

И Алик выразительно помахал пистолетом.

— Пять штук на дороге не валяются. А если потом еще с каждого рейса так же… Как говорит мой Кыся — чего мне хвост задирать и зубы скалить? — ухмыльнулся Водила.

— Ах, у тебя еще и Кот говорящий?! Ну, ты грандиозный мужик!

Алик был удивительно артистичен! Он все время во что-то играл. В «милую мальчишескую беспечность» и «хорошее настроение» с дорожной полицией, в «восхищение» моим Водилой, в «простоту» и «рубаху-парня», в «располагающую открытость». Играл широко, легко, без пережима, целиком отдаваясь только что сочиненному образу.

Однако, с Лысым он был строг и неумолим. Но это тоже была своего рода игра — этакий маленький спектакль в расчете на трусливого и неумного зрителя.

Иногда он терял над собой контроль — всего лишь на секунду, и глаза его становились жесткими, слишком явно оценивающими каждое чужое движение, каждое слово, каждую интонацию. И я видел, что выстрелить он был готов в любое мгновение.

Ах, если бы он мог сам перегрузить эту дурацкую «фанерную» пачку с кокаином в сто семьдесят кило весом в свою «Тойоту»! Он бы просто не медля, по выражению Бармена, «отправил бы гулять по небу» и Лысого, и моего Водилу. В таком деле — лишние люди никому не нужны. Это мне еще по дороге Водила объяснил.

Я мотался по крыше кабины и по верху фургона, стараясь все время находиться над Аликом и его страшненьким пистолетом. Волей-неволей я пытался настроится на ЕГО волну, чтобы попробовать хоть как-то предупредить грядущие события. Мысленно я призывал на помощь все наше Кошачье-Котовое НЕОБЪЯСНИМОЕ — то, что дает нам возможность непонятным образом ПРИДВИДЕТЬ СЛУЧАЙ…

В чистом виде я этого так и не смог сделать — он был слишком сильной личностью для меня! Но внезапно я понял, что зато установил с Аликом какой-то странный, необычный, Односторонний Контакт. По принципу — я тебя вижу, а ты меня — нет. То есть, я для него оставался закрыт, а он для меня — будто голенький…

Я увидел, что он страшно нервничает! Не потому, что, как только кокаин будет перегружен в его машину, ему придется отправить на тот свет двух человек. Это дело привычное. Это, в конце концов, его профессия. А вот то, что обычная, паршивенькая дорожная полиция совершенно случайно заехала в эту идиотскую «Зону отдыха» и внесла в свой компьютер данные документов моего Водилы, Лысого, а вместе с ними и Алика, — вот это может грозить осложнениями. Естественно, после того, как найдут трупы этих русских.

Кстати, по пять тысяч долларов на трупах нужно будет оставить. Такие деньги — не стоят пачкотни. Как обычно, полиция отнесет это к разряду «внутренние разборки русской мафии». А деньги (если они, конечно, долежат у покойников до приезда полиции!) будут лишним подтверждением этой славной версии. Теперь такое стало в Германии столь привычным, что перестало быть сенсацией. Ну, мюнхенский «Абендцайтунг» напечатет фотографии застреленных и выдаст крупный бездарный заголовок: «Кремль протягивает щупальцы к Баварии!». Русскоязычная берлинская газетка «Европа-Центр» опубликует небольшую заметочку, подчеркнув, что у них в Берлине еще не то бывает!.. Наверняка, откликнется многостраничный и тоже русский Лос-Анджелесский альманах «Панорама» — у них здесь есть свой корреспондент. И все!..

На следующий день уже все об этом забудут, потому что в мире есть вещи поглобальнее — Босния, Чечня, землетрясения, наводнения, извержения вулканов, неонацизм и скандальные разводы принца Чарльза с принцессой Дианой или манекенщицы Клаудии Шифферс с фокусником Давидом Копперфильдом.

Алик же завтра утром сдаст товар кому надо, получит гонорар за доставку и устранение двух свидетелей, заберет свою маму и укатит с ней в Италию, в Лидо-ди-Езоло, где на пятнадцати километрах пляжной косы умудрилось расположиться пятьсот отелей любого калибра! Поди-ка, найди там Алика. Тем более, что они с мамой покатят туда совсем не с теми документами, которые зарегистрировал компьютер дорожной полиции. И уж, конечно, не на этой машине…

Он покажет маме Венецию — туда всего полчаса езды по хорошей дороге, покатает маму на гондоле по всем вонючим веницианским каналам, и гондольеры в одесских соломенных канотье с яркими лентами на тульях будут говорить маме — «синьора» и вежливо помогать ей сесть в гондолу и выйти из нее. Алик повезет маму на три знаменитых островка в Венецианском заливе — Бурано, Мурано и Торчелло. И вместе с нею будет восхищаться виртуозностью потрясающих стеклодувов, шататься по узеньким островным улочкам шириною всего в два-два с половиною метра…

Неделю тому назад на Мурано, именно на такой улочке, Алик застрелил какого-то иркутского не то градоправителя, не то банкира… Кто? Что?.. Этим Алик никогда не интересуется. Он получает заказ, аванс, один час летит из Мюнхена в Венецию, полчаса на катере до Мурано, еще полчаса на острове, а затем обратно.

Утром после завтрака с мамой вылетел, к обеду уже вернулся домой. Мама очень не любит, когда Алик опаздывает к обеду.