Слава Сэ - Жираф

Мне встречались женщины, лёгкие на поцелуй. Помню, одной я успел сказать лишь «послушай, Марина» и она сразу укусила меня за губу. На женском языке это означает «я тебя тоже лю».

Но это редкость. Чаще бубнишь от растерянности героические саги, при том глядя пристально ей в губы. Целовать и страшно, и непонятно с какого места начинать. А ещё бывают такие коленчатые барышни, с ними вообще каменеешь.

Для сложных случаев у меня есть одна отвлекающая история. Если ты её слышишь, значит мы сидим на диване, и я боюсь целоваться.

Вот эта история.

В условиях монгольской зимы устав велит справлять нужду в таком месте, где много мороза, а из удобств лишь птичья жёрдочка. Приходится мёрзнуть и балансировать над ужасной пропастью. У птиц подобные упражнения получаются как-то непринуждённо. А люди отвлекаются на всякие тревожные мысли. Поэтому солдаты и сержанты ходят до ветру лишь в крайнем случае, при прямой угрозе лопнуть. И к концу службы вырабатывают два интересных навыка:

1. делать всё за пять секунд.

2. раз в три дня.

Мы жили в железной будке на колёсах. Мы были связисты на полевой станции Р-410. И нашему старшине было не чуждо всё человеческое. Однажды ночью он поднял экипаж по тревоге, выгнал на мороз, а сам отложил личинку на газету. Свернул и выбросил в окно, навстречу ветру. Потом включил вентиляцию, и в будке стало свежо как в лесу. И никаких признаков, что старшине не чуждо всё человеческое. Все вернулись, уснули и ни о чём как бы не догадались.

А утром буря стихла. Небо стало голубое, как купола на Смольном. И приехал генерал с проверкой. Он построил экипаж перед железной будкой и стал рассказывать про свою жизнь.

Он прослужил двадцать пять лет.

Он видел, как в Воронеже часовой занимался онанизмом на посту и так уснул. В положении «стоя», с хозяйством наружу. А разводящий подумал «какая гадость» и шлёпнул спящего товарища по спящему члену солдатским ремнём. Часовой от боли и непонимания стал стрелять, ни в кого не попал, но для дивизии это был позор.

Генерал видел, как в Якутии прапорщик ставил водку на мороз, водка делалась куском льда, и прапорщик применял её как закуску к обычной, жидкой водке. Скоро к этому прапорщику стали приходить огромные зелёные тараканы прямо в караулку. И опять был позор для дивизии.

Ещё, однажды, в Анголе бабуин украл у другого прапорщика еду, и этот прапорщик догнал бабуина на дереве и всё отобрал назад. И это опять был позор, так издеваться над туземцами.

Но! Никогда генерал не видел такого ужасного разгильдяйства, чтобы люди гадили на стены боевых механизмов на высоте трёх метров от земли!

— Обернитесь, товарищи бойцы и посмотрите, что творится на борту жилой машины! — сказал генерал оперным голосом.

А там всё, брошенное в окно старшиной прибило ветром назад. Хрустальная котлета примёрзла к железной будке. И по газете «Красная Звезда» было понятно, это сделала не птичка.

Целый день потом старшина откалывал ломиком свой внутренний мир, насмерть примёрзший к будке. И далеко над Монголией плыл хрустальный звон.

Обычно, рассказав эту поучительную историю, я опять сижу. Смотрю в губы, и ничего не происходит. Это потому что у меня филемафобия. Страх целовать что-либо красивое. Дурацкая, неудобная болезнь. С такой того и гляди, войдёшь в новый, 2010-й год не трендово не целованным.

Вот когда на диване встречаются абстрактная женщина и Джони Депп, Деппу достаточно вытянуть губы трубочкой. Его сразу покроют поцелуями в три слоя, даже если он имел в виду не чувства, а просто свиснуть собирался. Завидую ему, конечно.

Одна женщина боится ходить на работу. Все ей сопереживают, говорят, ну правда не ходи, не надо себя травмировать напрасно. И угощают вкусным седуксеном, от которого снятся разноцветные бабочки и добрые слоны. Это очень удобная и приятная фобия, мне б такую.

Бывают очень изящные фобии, которые украсят самого неприметного человека. Например:

Анемофобия — боязнь повстречать ураган.

Акрибофобия — боязнь не понять прочитанное.

Апейрофобия — боязнь бесконечности.

Гленофобия — боязнь взгляда куклы.

Интимофобия — боязнь выключения торшеров.

Нефофобия — боязнь облаков.

Сидерогомофобия — боязнь оказаться в одном поезде с гомосексуалистом.

Ойкофобия — страх что выгонят из психиатрической лечебницы.

Спектрофобия — боязнь зеркал.

Пелидопартенофобия — боязнь лысых девственниц.

Криоклаустрофобия — боязнь быть запертым в холодильнике.

Птеранофобия — боязнь птичьих крыл.

Гуцогиппофобия — боязнь тощих лошадей.

Гартбруксавтофобия — боязнь умирать в автокатастрофе под музыку кантри. Кто не понял, это страх лежать в разбитой машине и не мочь выключить радио.

Любую фобию можно победить систематической десенсибилизацией.

Это значит:

Спектрофобу следует смотреть в зеркала.

Акрибофобу нужно читать Канта.

Криоклаустрофоба раз в неделю полезно запирать в холодильнике, пока не привыкнет.

Пелидопартенофоба нужно женить на лысой девственнице.

Ойкофобу по утрам полезно крутить руки, тащить в психушку. По вечерам выгонять с терапевтическим пендалем.

И т. д.

Мне же показано чаще целоваться. И тут надо срочно что-то делать. Я считаю.

Но сегодня, я решил, сегодня всё будет иначе.

Не буду рассказывать героическое.

Я скажу примерно так:

— Знаешь в чём смысл жизни?

Ты можешь забыть меня хоть завтра. Это всё равно. Потому что сейчас мы на одном диване и только что я целовал тебя в ладонь. Понимаешь? Этого уже никто у меня не отнимет.

И неожиданно укушу её за губу.

На мужском языке это значит «я тебя ужасно лю».

Одна девушка согласилась ехать в лес верхом на мопеде. Ей хотелось чего-нибудь незабываемого. Она представила, будет здорово втроём — её парень, она сама и их механический дружочек.

Дорога оказалась настоящей зимней сказкой, с ямами и корягами. Они скакали на мопеде, как на сказочном коне. Приблизительно в центре тайги мопед упал в сугроб и умер. Остались он, она, ночной лес и ехать не на чем. Всё как ей хотелось.

Влюблённые разыскали Полярную звезду и побрели от неё прочь, на Юг, где хотя бы теплее. В пути согревались петтингом сквозь шубу. Отличный метод, особенно, если у вас широкие взгляды на петтинг. Это гораздо трендовей, чем бегать вокруг ёлки.

Та девушка ужасно невнятная, плохой рассказчик. В самых волнующих местах говорит эзопово, всё повторяет — «ну, вы понимаете». Поэтому никто не понял, сколько раз и под какими деревьями они обсуждали маршрут.