Люда и Игорь Тимуриды - СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ

Я помолчала.

- Она приказала тебе больше не появляться! – быстро дернулась принцесса. Начав соображать, чем это нам грозит...

И тут на приборной доске в машине загорелась какая-то красная лампочка.

- Машина мне подмигивает! – удивленно сказала я, забыв про прошлое.

- У нее нет бензина! – безапелляционно заявила принцесса. – Это дополнительное устройство такое для дураков. Можешь посмотреть на определитель бака.

- А что, в нее еще и заливать надо? – опешила я.

- Я начинаю думать, что бабушка не зря боялась, что ты окажешь плохое влияние на мое развитие, – задумчиво сказала принцесса. – Она всегда говорила, что “твоя мать просто исключительная, эксклюзивная, в одном экземпляре дура”. Почему думаешь, я как тебя увидела, так сразу догадалась и поняла, что это ты?

Я подпрыгнула.

- В общем, так, – решив согрешить перед кардиологом и присвоить ее сотню, и заранее прося у нее прощения, сказала я. – Ты бери свою бумажку и дуй набирай для бабушки сладостей, конфет, деликатесов и соков на все деньги...

- А я донесу?

- Ну, можешь съесть себе, сколько ХОЧЕШЬ... – с сомнением сказала я.

- А я не умру?

Я шлепнула ее. Она захихикала. Она шутила.

- Я заеду на заправку... – сказала я.

Она фыркнула.

- Странно, что ты знаешь, что такое заправка, – задумчиво сказала она. – Похоже, бабушка тебя явно недооценила. Если будешь заправляться, помни, что бензобак у жигуленка с левой стороны... Крышечка такая!

Она со смехом хлопнула дверью и выскочила. Еще до того, как я успела дать ей подзатыльник.

- И отмой бампер и колеса от крови, – сказал в форточку невинный ребенок. – В конце концов, у тебя все в мозгах, это не эстетично!

Это чудо раннего развития уже было у меня в печенке. Я попыталась достать ее по шее, но она со смехом отскочила.

Поняв, что закупаться она будет долго, я поехала на ближайшую заправку.

Пока я ехала на заправку, чихая машиной и дрожа, что придется ее толкать по городу самой, я напряженно думала, как же я ее воспитывать буду?

Слава Богу, проблем на заправке не возникло.

- Слушай, залей мне столько, чтоб хватило без проблем, – сказала я мальчику в униформе, протягивая ему сто долларов.

- Куда желаете? – угодливо изогнулся он, закладывая шланг в бензобак.

Странный вопрос, – подумала я, но честно ответила, куда я желаю.

- В Чикаго...

- Ооо... – сказал он. – Так бензобака вам не хватит! Вам еще вон бы две канистрочки залить...

- Давай... – махнула рукой я.

- Странно, но я вас где-то видел... – весело болтал он, заливая.

- Чеченская террористка украла единственного ребенка известного американского мультимиллиардера... – сказал печальный голос диктора из соседней машины.

- Вы известная актриса, да? – улыбнулся мне заправщик.

Соседняя машина уехала.

- А что-то твое лицо мне тоже знакомо! – я высунулась двумя руками в окно и стала немного бестактно его разглядывать.

Он смутился.

- Да вы, наверное, мою маму видели. Она известный хирург по операциям на щитовидной железе. Эти хирурги как с ума посходили. Каждый пооткрывал словно свою собственную больницу, взяв под свой контроль обычную городскую больницу. И за сами операции денег не берут. И лечат сами бесплатно, каким бы мировым не было их имя... Моя тоже свихнулась... Я тоже буду у нее в клинике работать, когда кончу медицинский, – гордо сказал он. К нам с проблемами щитовидки едут со всей России, и мы никому не отказываем. Мама так крутится! Вы, наверное, маму по телевизору видели с этой, как ее, известным кардиохирургом. Что-то случилось странное с Россией... Теперь в монахи пошли и гордимся, что стольким помогли – мать с утра до вечера за операционным столом! Как святая – оперирует, и все! Ничего больше не видит... Даже квартиру заложила, когда не стало материалов, лишь бы оперировать не прекращать... Я свой мотоцикл продал, – горько сказал он, – работаю на двух работах после больницы, но разве этим поможешь? Зарплаты то этим одержимым государство платит и больницу на плаву держит, но чтоб эту бесконечную череду несчастных людей выдержать и прооперировать именно по щитовидке, лекарства нужны, никакого бюджета не хватит... Не могу видеть этих несчастных глаз, – говорит, – а кто может видеть?!

Он расстроился и отложил шланг.

- Тоже философ мама! – рассержено сказал он, и я увидела его усталые глаза. – Дали бы мне, говорит, хоть полмиллиона в распоряжение, так я б за эти деньги пять лет бы оперировала и сотни тысяч людей спасла бы, ведь к ней в ученики тысячи врачей со всего мира едут, а она их заставляет бесплатно оперировать, когда учит... Забирая себе сложные случаи или наблюдая на мониторах за несколькими операциями одновременно, когда отдыхает... Мол, мне бесплатно оборудование поставили зарубежное, лишь бы иностранные ученики на нем работали, тогда они его сами купят, ибо будут именно на нем уметь работать... А теперь получила – лекарств нет и полмиллиона нет, а очередь тысяч людей – есть... – зло сказал он. – Еще и банк наехал, здание клиники хочет отобрать... А она все работает... Завтра приедут эти гады, я уже и убить кого-то готов, а ей все тю-тю – так и не прекратила оперировать тех, у кого критическое состояние... В штаты бы съездить ей, может бы и набрала свои полмиллиона, а она не смогла умирающих бросить без помощи на смерть, и доигралась. Где ей сейчас сотню кусков за долг достанешь и полмиллиона на пять лет, если она над простыми людьми трясется, даже сейчас в операционной сидит! Блаженная одним словом! – отчаянно махнул рукой он.

Он закончил заливать. И виновато улыбнулся.

- Ой, я, наверное, глупо разболтался, никогда такого не было. Вы не подумайте, я не буду никого убивать... и джип воровать не пойду... – проговорил он как-то отчаянно, – и авторитета не пойду убивать, это так вырвалось, глупо разговорился как-то... Я, вообще-то молчалив как пень, а тут расклеился и разболтался, – рассердился он на себя, – никогда такого не было... Точно кто сыроватку правды вкатил...

Он вытер лицо рукой, точно дурацкая слеза скатилась вопреки воле.

А потом широко улыбнулся.

- Вы не дадите автограф? – заискивающе и извиняюще сказал он. – Такому нехорошему...

Я вздохнула. Не стану же я разочаровывать мальчика.

- А три автографа? – сразу поправился он. Я не ответила на наглость.

Достав ручку, я поискала, на чем бы записать. Увы – на коленях писать было неудобно. Подумав и плюнув, я достала из сумки пачку этих фальшивых денег от монопольки... Зачем они мне нужны, все равно сжигать... А тут хоть белая бумага сверху, память обо мне останется. На автограф и эта жуть сойдет, а мне носить меньше...

Наморщив лоб, я написала на пачке: Дорогому мальчику, Софи Лорен.

Что-то она была толстая, эта пачка. Я глянула – две пачки от монопольки склеились и не разрывались. Зато писать удобно, – подумала я, – как на книге.