Лион Измайлов - 224 избранные страницы

— Это называется спешка.

— Не спешка, а ускорение. Ну а когда люди, невзирая на чины, критикуют, говорят в лицо, что думают, как это называется, Петров?

— Хамство, что ли?

— Да нет, гласность это называется.

— Ну а ты, Иванов, скажи, когда человек делает предложение, придумывает новое, его не просят, а он все равно вмешивается, как это назвать?

— Наглость.

— Нет, не угадал. Это творческая инициатива. Вот я вас и спрашиваю: что в свете этих трех направлений вы можете сделать? Что, к примеру, ты, Иванов, можешь дать стране?

— Кровь могу дать стране.

— Да кому твоя кровь нужна, алкоголик несчастный! А ты, Петров?

— Ну, могу вовремя на работу прийти.

— А ты, Сидоров?

— Ну, я могу сначала кровь сдать, а потом вовремя на работу прийти.

— Ну а вы, Марья Степановна? Тоже, что ли, кровь можете сдать?

— Почему кровь, я и другие анализы могу сдать!

— Ну все, граждане, хватит на сегодня. Завтра чтобы все вовремя на работе были. С девяти до одиннадцати опять будем перестройкой заниматься.

1988

Председатель сельсовета колхоза имени 8 Марта Ступкин положил трубку и сказал председателю колхоза Будашкину:

— Ну что ты будешь делать, что ни день, то нелегкая.

— Что еще? — равнодушно спросил Будашкин.

— Американцы к нам приезжают.

— Ну и что? — сказал Будашкин. — Есть что показать. Работаем не хуже других.

— Это верно, — сказал Ступкин, — да по сегодняшнему дню мало. Сейчас, вишь, время гласности, долой, так сказать, лакировку действительности. Надо вскрывать теневые стороны жизни.

— Вскроем, — сказал Будашкин. — И на солнце есть пятна. Самсониху недавно поймали: самогон гнала. Сенькин прогулял неделю.

— Эх, друг мой, Будашкин, мелко ты мыслишь. Тут ведь не какие-нибудь итальянцы приезжают, которым макароны на уши навешать можно. Американцы! У них там наркомания, гангстеры, СПИД, а мы все по мелочам — самогонщики да прогульщики.

— Да где ж мы этих гангстеров возьмем? Правда, у нас вон в прошлом месяце Колька Дерябов коромыслом инженеру голову пробил.

— Ну и что?

— Может, за гангстера сойдет?

— Ну ты, Будашкин, даешь, — усмехнулся Ступкин. — Начальство требует показать недостатки на уровне мировых стандартов. Время сейчас, Будашкин, такое — критиковать надо все по-черному.

— Ну, вот, Степанькина на прошлой неделе баклажанной икры съела две банки, отравилась вдрызг, так фельдшер ей на три литра клистир поставил. Она так орала, что в соседних домах люди спать не могли.

Ступкин уставился на Будашкина:

— Ты хоть понимаешь, что ты несешь? Какой клистир, какая икра? Это что ж, нам идти вперед мешает?

— Ну, не спали же люди всю ночь. Работать на другой день не могли.

— Да ты рехнулся, что ли? Ты почитай газеты, что в стране творится! В Сочи, в Туапсе проститутки гуляют. В Москве в обществе "Память" антисемиты завелись, молодежь на голову целлофановые мешки надевает, дезинсекталем для кайфа дышит, а ты — клистир. Ты что, газет, что ли, не читаешь?

— Я вкалываю, — сказал Будашкин, — мне разлагаться некогда.

— Ты это брось, — сказал Ступкин, — мы с тобой одно общее дело делаем. Все самокритикой занялись. Неужели мы с тобой в хвосте плестись будем? Давай готовься, газеты почитай и собирай общее собрание.

Вечером в правлении колхоза собрали общее собрание.

— Товарищи, — сказал Будашкин, — завтра к нам приезжает американская делегация. Вы, конечно, знаете, народ грамотный, у нас сейчас линия взята на вскрытие недостатков. Сейчас в печати правильно пишут про всех, кто мешает нам жить, — это, значит, бюрократы, пьяницы, хулиганы. Кое-где нет-нет да еще встречаются наркоманы.

— Это где же они встречаются? — спросил конюх Митрич. — Чтой-то я их давно не встречал.

— Кого? — спросил Ступкин. — Кого ты не встречал?

— Ну, этих, наркґоманов. У нас вроде наркґоманы до войны были, а уж после войны министры повелись.

— Вот чучело, — сказал Ступкин. — Не наркґоманы, а наркомґаны. Это люди, которые курят марихуану. Понял?

— А-а-а, — почесал в затылке Митрич, — марихуану, это тогда конечно.

— Есть еще в зале кто, которые не знают, кто такие наркоманы? — спросил Ступкин, пристально вглядываясь в зал.

Все молчали. По всей видимости, знали или, во всяком случае, догадывались.

Ступкин все равно объяснил:

— Марихуану делают из конопли.

Народ зашумел облегченно. Коноплю знали. Эвон на пустыре травка растет.

— Вот из этой конопли и делают такое зелье, которое дурманит почище водки, ясно?

— Эхма! — сказал слесарь Артемкин. — Кабы раньше-то знать!

— А как зелье-то делать? — спросили из зала.

— Это кто спросил? — стал всматриваться в зал Ступкин. — Я тебе сделаю зелье!

— Значит, продолжаю, — сказал Будашкин, — наркоманы есть, значит, антисемиты.

— А это что ж за пугала такие? — спросила доярка Свиридова.

— Антисемиты, — сказал Ступкин, — это такие шовинисты, которые не любят семитов.

— А это кто ж такие? — спросила Свиридова.

Народ ее поддержал. Всем было интересно, кто это такие.

— Это нация такая, — сказал Ступкин, — маленькая, но шустрая. Помните, в прошлую осень к нам из института приехали инженеры картошку копать? Рабинович у них был, помните? Так вот этот еврей и есть семит.

— Хороший мужик, — сказала Семеновна, — моего оболтуса по арифметике на четверку натянул, а у него сплошные двойки были.

— А я что говорю? Люди как люди. А эти антисемиты их не любят. Одни негров не любят, другие семитов.

— Так это что ж, — закричал конюх Митрич, — вот эти антисемиты к нам из Америки и приезжают, что ли, наших семитов бить? Дождутся, мы к ним попадем — всех ихних семитов перебьем!

— Ну, вот что, — сказал Ступкин, — хватит дебатов. Дело такое, приезжает к нам американская делегация фермеров. Приличные, можно сказать, люди, то есть классовые враги. Одним словом, представители рабочего класса трудовой Америки, другими словами, агрессоры. Поступило указание показать им наши недостатки во всей ихней красе. Значит, я так понимаю, чтобы были у нас и наркоманы, и проститутки, которых называют почему-то "путанками", и антисемиты, в общем, чтобы был процент морального разложения. В небольшом, конечно, количестве. Какие будут предложения?

Зал долго молчал. Потом поднялась почтальонша Нюра и сказала:

— Я, может, чего не поняла, но вот эти путанки — это что ж, которые с разными мужчинами за деньги или так?

— Как это — так? — спросил Ступкин.

— Ну так, — зарделась Нюра, — ну, с разными и все за так.

— С нашими — за так, с иностранцами — за деньги, — сказал Ступкин. — Прессу читать надо.

Тут вскочила Мария Дмитриевна, завмаг, и закричала:

— Что же это такое?! Мы тоже молодыми были, но чтоб за деньги — никогда в жизни! Это же разврат получается! И кто же призывает нас к разврату — сам председатель!