Лион Измайлов - 224 избранные страницы

Курица смешно клюет деда в то место, где у нормальных людей находится поясница, и кудахчет бабке: "Не горюй, бабуся, сейчас в магазинах полно диетических яиц".

Звучит выстрел — это мышка застрелилась из мышеловки.

Бабка с дедом танцуют в светлое будущее.

Курочка Ряба грустно смотрит им вслед, понимая, что русской народной сказке — конец. А Г. Горин — молодец.

Меня разбудил ранний звонок. Часы показывали двенадцать дня. "У кого-то бессонница", — подумал я и взял трубку.

Звонили из журнала "Юность":

— Аркадий Михайлович, вы когда-то очень хорошо написали о Гарри Каспарове, поэтому просим вас написать для нас современный вариант "Курочки Рябы".

С этого все и началось.

Однажды моя половина прибежала домой крайне возбужденная, схватила мою заначку — 6387 руб. 60 коп. — и кинулась вон из квартиры. В воздухе остались обрывки фраз: "Там… в магазине… золотые яйца… дают…".

Я, Аркадий Михайлович Арканов, член СП СССР, имею одного ребенка, не женат, живу в доме, где внизу расположен магазин "Диета". Директор этого магазина регулярно звонит мне и сообщает о том, чего нет в магазине. На этот раз он не позвонил, значит, случилось что-то невероятное.

Медленно, не теряя достоинства, будто боясь расплескать ценную влагу, я пошел в магазин. Там, в отделе "Рыба", продавались золотые яйца. Первыми в очереди стояли какие-то дед и бабка. Им не терпелось поскорее купить яйца. Думаю, они тут же начнут разбивать их на счастье.

За ними стояла мышка, а за ней тянулся огромный хвост. Я пошел вдоль хвоста. Очередь выходила из магазина и тянулась по Садовому кольцу. По пути она проходила сквозь магазин "Мелодия", где я тут же купил замечательного Майлса Дэвиса, несравненного Дэйва Брубека и великолепного Каунта Бейси.

У зала имени великого композитора П. И. Чайковского в очереди стояла моя жена. Она предложила встать с ней рядом, но я не хотел пользоваться протекцией и пошел дальше. Вдогонку неслись обрывки фраз: "Ать… уть… ить… ять…".

У театра так называемой "Сатиры" в очереди стояли А. Ширвиндт, М. Державин и З. Высоковский. Они сделали вид, что не узнали меня. И не поздоровались. Я сделал вид, что узнал их, и поздоровался.

В кафе Дома литераторов, куда привела меня очередь, я взял два кофе и сел за столик. Второй кофе я взял неспроста. Я по натуре мистик и знал, что они появятся, герои моего романа — Вовец и Бориско.

Не прошло и минуты, как они сидели рядом. Мы молчали. Вернее, Вовец говорил, не переставая пить, в том числе и кофе. Бориско от кофе отказался, хотя никто ему и не предлагал. Он взял себе минералку, утверждая, что, если утром попить воды, в желудке начинает бродить. И от этого он, Бориско, получает кайф.

Следуя за очередью, я переместился в ресторан ЦДЛ и заказал Лиде цыпленка табака. Курица оказалась Рябой. По спине у меня поползли мурашки величиной с куриное яйцо. Это Лида принесла счет. Я поднялся в зрительный зал. Очередь шла через сцену. Пришлось выступать. Прочел "Бухгалтеров". Зал, благодарный мне за краткость выступления, устроил овацию. Когда овация кончилась, была осень. Я вышел на улицу. Крупные хлопья снега падали на апрельскую землю, и щедрое июльское солнце высушивало тут же осенние лужи. Начинался XXI век. Женщина, с которой я когда-то целовался по переписке, сказала, что очередь переформирована в демонстрацию по поводу окончания тысячелетия. Я пошел домой. На столе лежало золотое яйцо, сваренное женой вкрутую. Я сел на пол, вспомнил "Южное шоссе" Кортасара, взял в правую руку авторучку и написал этот рассказ левой ногой.

И что интересно, что министр яично-куриной промышленности у нас дед, но чувствует себя прекрасно. (Странно, обычно эта фраза всегда проходила. Давайте я ее прочту еще раз, но помедленнее.) И что интересно, что министр яично-куриной промышленности у нас дед, но чувствует себя прекрасно. (Ну и публика!)

Конечно, у него там, за забором, нет никаких проблем. А мы здесь, стоя в очереди, должны решать, что было раньше — курица или яйцо. Раньше? Раньше все бы-ло.

У них там бабки, курки, яйки, а ты себя чувствуешь мышкой, которая стоит в очереди за Жучкой и внучкой.

У них там, за забором, играет музыка, что-то запивают сырыми яйцами и решают, где нам нестись.

А я считаю, что нестись нужно только тогда, когда не можешь идти медленно.

Они там, за забором, веселятся, а мы здесь видим, как оттуда летят кости табака, и хотим спросить: "А не нужны ли вам юмористы?".

Пусть не все, а только сатирики! Пусть не все, а только самые талантливые? Пусть не все, а только один. Такой небольшого роста, но сильно беспомощный. Вы догадываетесь, кто это?

Так вот, если его впустить внутрь, хорошо покормить и прислонить к теплой груди, с ним о многом уже нельзя поговорить:

— Нормально, Жванецкий?

— Отлично, Михаил!

Однажды Иосифу Виссарионовичу близкий ему по партийной работе человек сказал:

— Товарищ Сталин, есть предложение, чтобы вам и другим членам правительства на первомайском параде дети выносили цветы.

Сталин подумал: "С одной стороны, хорошо, красиво, а с другой стороны, в цветы можно спрятать взрывное устройство". Потом пыхнул трубкой и сказал:

— Думаю, что политически незрелое решение.

Он даже не стал объяснять, в чем это решение незрелое и почему именно политически. Сказал и сказал.

А через год, когда "близкий" уже сидел в лагерях, Сталин вдруг на заседании Политбюро заявил: