Виктор Тихомиров - ЧАПАЕВ — ЧАПАЕВ

— Это уж хрен! Я и так продешевился, — дернулся бывший солдат, — лучше я из нее обрез себе смастерю.

— Ухо не отрежь! — испугалась Матрена. — Бомбу тогда дай, небось есть у тебя? — поднялась она с места, отряхивая остатки волос.

— Бомбу забирай, я ее сам боюсь, — парень отдал спрятанную было бомбу, немедленно перекочевавшую в Матренин карман. Взамен девушка отдала еще две луковицы, за стрижку и бомбу, чтоб со спокойной совестью уйти на фронт гражданской войны и отомстить там за поруганную любовь барам, господам и прочим белоручкам, к которым она почему-то причислила и учителя рисования.

— Буду за тебя, куркуля, народное дело упромысливать! — бросила она солдатику на прощанье, затягивая ремень и молодецки притопывая ногой в солдатских обмотках и ботинке.

Парень пристыжено потопал прочь, шаркая по дороге лаптями и окончательно теряя остатки солдатской выправки.

24

На рынке и у колодцев много ходило разговоров о дивизии Василия Чапаева. Вроде он был за красных, разъезжал повсюду на длинном автомобиле, сидя позади, поскольку имел ранение особенное. По крайней мере, в отличие от других, он раздавал иногда излишки трофеев и даже продуктов, бедноте. Сам нуждающихся отыскивал и выбирал, поскольку жулье быстро заметило, и начали отираться у его дивизии, нарочно в рванье и с грязными мордами, под вид бедноты, чтоб перехватывать эти подарки. Но Чапаев их мигом различал и сек беспощадно плетью.

Настоящие работники из крестьян его за эту благотворительность немного недолюбливали, поскольку всякую голь считали лентяями и дармоедами. Полагалось у них, что или работать надо и тогда не обеднеешь, или уж просить Христа ради. Зато рабочие из городских уважали шибко.

А Чапаев так не считал и всех желающих брал под свое крыло, чтобы в совместной борьбе достичь вскоре Светлого будущего. При этом ни одного боя он не проиграл, и ни одна пуля его не брала. «Я их пасу», — говаривал он, когда спрашивали, и выковыривал очередную откуда-нибудь из каблука.

Но рассказывали, что все же один раз, еще на германской подранили и его. Чапаев после все мечтал вылечиться окончательно и скакать тогда в атаку на белом коне. Он и бурки носил кавказские две, то белую, то черную, а зимой обе за раз. Очень был привлекательный для женских глаз мужчина.

Особенным вниманием пользовались его усы, более напоминавшие поручни. Они-то якобы и отводили пули стороной.

В детстве еще, в подмастерьях у сапожника, починил он цыганке персидский туфель, и та посулила ему чудесные усы, в которых не будут ему грозить ни пуля, ни булат.

Но однажды, на империалистической войне с германцами, уже имея четырех «Георгиев», он как-то раз проиграл свои усы в карты немецкому фельдфебелю, ночью в их окопе, когда «братались». Тут же и пришлось сбрить.

А днем, в лихой конной атаке на эти окопы, тот же фельдфебель его и ранил из карабина. Чапаев немца конечно сперва изрубил в капусту, но час спустя уже не мог усидеть верхом.

Через месяц только усы вновь отрасли, и будущий легендарный комдив немеряно набил шишек, ссадин, и дважды едва не погиб, пока усы не обрели прежнего эффектного вида.

Потом революция, опять война, вокруг Василия стали собираться бойцы. Сперва возили командира в тачанке, после завелся автомобиль марки Форда.

Матрену долго носило кругами по следам боев красных с белыми, пока не занесло однажды в самую середину места расположения чапаевского войска. Проснувшись раз в одном полуразоренном стогу на околице села, она обнаружила что на главную улицу, топоча копытами, въезжает конница с красным знаменем, а следом поспешает нестройная колонна солдат со звездами на шапках.

Под стук своего отважного сердца, Матрена немедленно стог покинула и устремилась вслед бойцам.

…

В описываемый момент Василий Иванович Чапаев стоял на крыльце ветхой, но большой избы и, шевеля волшебными усами, созерцал под собой небольшую толпу редкостных оборванцев, собравшихся здесь, поскольку с вечера была приколота на воротах бумага с надписью «Запись добровольцев».

— Ну шо, голь?! — обратился к ним Чапаев, крутя ус. Воевать хотите за Народное дело или так, подъедаться у меня? Ладно, правды вы не скажете все равно. Да и не голь вы отныне, — возвысил он голос, — а самый настоящий пролетарьят! Я ж вижу вас насквозь и нахожу, что все вы, как есть настоящие пролетарии. Жизнь все летела мимо вас, летела и чуть было не пролетела совсем мимо. Но на то мы и бойцы — Чапаевцы! — убедительно стукнул он себя в грудь, так что гул пошел, и некоторые из толпы оглянулись на церковь — не колокол ли ухнул, — чтоб всех пролетариев соединить, добавить крестьянства, и вместе отобрать взад у буржуев все, что мимо вас, к ним пролетело! А то вон их как раздуло! — гневно махнул он рукой в сторону желтой, косо висевшей вывески, изображавшей румяного толстяка в жилете, при часах, держащего в вывернутых руках красную колбасу и фиолетовый окорок, между которыми помещалась красиво выведенная надпись «Мясо — колбасы».

Оборванцы расправили свои плечи, и взгляды их, до того тусклые от голода, прояснились. Некоторые по-молодецки подтянули пояса и самые лохмотья оправили на себе по военному. Толпа придвинулась вплотную к крыльцу, заметно увеличившись числом.

Тут из-под подмышки у Чапаева вывернулся прикомандированный комиссар Клочков, тоже протянул руку вперед и набычился, кося одним глазом на командира, а другим будто желая прожечь дыру в крыльце, в ожидании паузы.

— Вот комиссар Клочков, тоже агитировать знает, — заметил того комдив, — валяй ты!

— Взять хоть Карла Маркса, — сходу заголосил комиссар, — хоть Энгельса Фридриха, оба, что нам говорят, о чем толкуют? Оне нас учат, что скорее верблюд протиснется в игольное ушко, чем буржуй в светлое будущее! Потому что, кто не работает, тот не ест! Нечего! Я правильно? Правильно говорю!? — закричал он, скосив глаза на Чапаева.

— Короче! — опять взял слово комдив, — подходи по одному и записывайся. Одежу и винтовки добудете в бою, опытные бойцы пособят, патронов скоро из-за границы революционные товарищи пришлют — завались, а кашей накормим опосля переклички.

Матрена с восторгом слушала комдива. Комиссар понравился ей меньше.

И Чапаев про себя, сразу выделил миловидного паренька, с вытаращенными встречно глазами, в мешковатой форме и с тонкой шеей. Попутно он удивился своему, через чур быстрому расположению, к этому ротозею-недорослю.

…

В следующий момент, в конце шедшей под уклон улицы показалась едва различимая в облаке пыли тройка лошадей, запряженная в тачанку. В тачанке сидело с пяток полуголых бойцов и следом, сверкая пятками, бежало еще десятка два с половиной таких же. Один из бегущих припустил с такой силой, что и коней опередил.