Джером Джером - Третья книжка праздных мыслей праздного человека

В общем автор, знакомящийся с людьми, читавшими — или, по крайней мере, уверяющими, что читали — его произведения, чувствует себя в положении жениха, в первый раз показываемого родственникам его будущей жены. Эти родственники относятся к нему очень любезно и всячески за ним ухаживают. Но, несмотря на это, жених инстинктивно чует, что он им не по душе. То же самое бывает с писателями.

Помню, как однажды я совсем еще молодым человеком присутствовал на одном вечере, центром которого был известный американский юморист. Я стоял близ одной дамы, которая говорила своему мужу:

— Совсем ничего не вижу в нем смешного.

— Неужели ты воображаешь, что люди, пишущие смешные вещи, сами должны быть смешными? — возразил муж. — И что, собственно, подразумеваешь ты под смешной наружностью? Огромный красный нос, синяки под глазами и тому подобное?

— Ах, как это ты не понимаешь, что я хочу сказать! — раздраженно воскликнула жена. — Ведь он выглядит совсем обыкновенным человеком. Не стоило приезжать и смотреть его.

Всем известна история о том, как одна дама, залучившая к себе на ужин юмориста, просила его за десертом поскорее рассказать что-нибудь смешное, потому что пора отправлять детей спать.

Как-то раз я пригласил к себе одного приятеля провести у меня время с субботы вечера до понедельника утра. Человек этот отличался большим умением говорить и даже острить. Перед его приходом я сообщил об его даре своим домашним и по неосторожности прибавил, что он иногда смешит до слез своими рассказами. При этом моем сообщении присутствовала одна молодая особа, имевшая обыкновение очень внимательно слушать то, что говорят между собою старшие, и, наоборот, совсем не слушать их речей, когда они обращены непосредственно к ней и идут вразрез с ее личными убеждениями. Гость пришел и, как нарочно, оказался в этот вечер не в духе. После закуски вышеупомянутая молодая особа взобралась ко мне на колени и уселась в довольно приличной позе. Просидев минут с пять молча, она шепотом спросила у меня:

— Дядя, сказал он что-нибудь смешное?

— Что за глупый вопрос! — отрезал я. — Молчи и не мешай мне слушать!.. Ничего смешного он еще не говорил.

Две минуты спустя снова тихий вопрос:

— А то, что он сейчас сказал, смешно?

— Нет, нет!.. Отстань, не мешай!

— Что же он говорит, дядя?

— О пенсиях для стариков. Разве не слышишь?

— Слышу. А разве это не смешно?

— Нет.

— Так почему же он не говорит о смешном?

Тщетно прождав еще с четверть часа, чтобы гость сказал что-нибудь смешное, молодая особа, основательно соскучившись, сползла с моих колен, чем я был очень доволен, и объявила, что идет спать. На следующее утро она, вся сияющая, выбежала ко мне в сад и с торжеством провозгласила своим звонким голоском:

— Дядя, а ведь вчерашний чужой дядя все-таки сказал смешное… много смешного!

— Разве сказал? — спросил я, думая, что накануне нечаянно пропустил мимо ушей самое интересное из разговора моего гостя. — Что же он сказал?

— Не помню, дядя, — созналась молодая особа. — Но только это было так смешно, что я долго хохотала… Может быть, как-нибудь вспомню, тогда скажу тебе, дядя… Я видела это во сне.

Жажда познакомиться со знаменитостью ставит нас иногда в не совсем удобное положение. Добившись счастья быть представленным воображаемой знаменитости, вы говорите, что давно уже мечтали о возможности этого лучшего момента в вашей жизни и со слезами в голосе уверяете, что уже с самых юных лет… Но тут тот, которого вы приняли за знаменитость, перебивает вас заявлением, что он вовсе не то лицо, за которое вы, очевидно, его считаете, а только его дед, дядя, брат, кузен или вообще что-нибудь вроде этого, смотря по годам данной личности, и вам остается только со смущенным видом сказать: «Простите, я был введен в заблуждение, услыхав такое громкое имя».

Я имел племянника, который отличался в велосипедных гонках… Впрочем, по милости Неба, он здравствует и теперь с тою только разницей, что велосипед обменял на мотор… Но во время его увлечения велосипедом меня всегда представляли всем незнакомым в качестве «дяди знаменитого велосипедиста Шорленда».

Зеленая молодежь с завистью глядела на меня и восклицала:

— А, так это вы дядя Шорленда! А чем вы сами занимаетесь, мистер Джером?

Разумеется, мне это было так же лестно, как тому из моих знакомых, который, будучи сам довольно известным врачом, женился на одной еще более известной актрисе и с тех пор стал жить под названием «супруга миссис М.».

Очень тяжело и даже иногда небезопасно бывать на торжественных обедах, где приходится сидеть с кем попало, но где непременно нужно говорить, чтобы не показать вида, что явился ради одной еды. Помню, как я был на одном таком обеде в «Клубе бродяг». Рядом со мной сидела дама, с которой потом, как это часто водится, я больше не встречался. Разговорившись со мной, дама спросила меня, что я думаю о последней книге одной модной в то время писательницы. Я исполнил желание соседки и откровенно высказал свое не особенно лестное мнение насчет этой книги. Моя соседка вдруг молча отвернулась от меня. После я узнал, что именно она и была автором той книги. Кроме того, оказалось, что дама нарочно пересела ко мне, узнав, что ей было назначено место рядом с другой писательницей, с которой она была «в контрах». Таким образом, бедняжка неожиданно попала, как говорится, из огня да в полымя.

Был со мной еще один случай, поставивший меня в такое неловкое положение, в каком мне никогда не приходилось быть. Дело в том, что однажды мне пришлось сопровождать знакомую молодую вдовушку на музыкальный вечер в одном богатом доме, где я еще не был знаком с хозяевами. Проходя мимо дворецкого, стоявшего на верхней площадке роскошной парадной лестницы, моя спутница сказала ему:

— Доложите: миссис Дэш и…

Дворецкий, человек еще молодой и порывистый, не дослушав, стремительно бросился к двери и громко возгласил:

— Миссис и мистер Дэш!

Эффект получился такой, что мы должны были пробиться весь вечер, чтобы выяснить глупое недоразумение. Этот инцидент долго еще спустя отзывался на нас, давая повод ко всевозможным более или менее остроумным намекам и шуточкам. Конечно, подобные истории могут случиться только в таких собраниях, где половина людей вам совершенно не знакома, а именно на таких собраниях чаще всего приходится бывать в больших городах.

Но как бы там ни было, а в жизни всякие недоразумения могут быть хоть объяснены, на сцене же это оказывается совершенно невозможным. Действующим там лицам не позволяется выяснять ошибки относительно их личности; это непреложный закон. Если, например, на сцене изображается человек, который ожидает… ну, хоть паяльщика для исправления чего-то в ванной, то он непременно обязан принять за этого паяльщика первого вошедшего к нему в гостиную мужчину, какого бы тот ни был вида. Этому мужчине не позволяется объяснить, что он вовсе не паяльщик, нисколько не похож на него и только по одному недоразумению его можно принять за паяльщика. Не дав ему и слова выговорить, его тащат в ванную и подвергают всем мытарствам, каким полагается подвергать паяльщиков. Только в самом конце последнего акта пришедшему удается доказать, что он — только назначенный местный викарий, явившийся было с визитом…