Джером Джером - Наброски синим, зелёным и серым

И старик опять не мог докончить начатой фразы. Тяжело отдуваясь, он махнул рукой и окончательно замолк.

Блэк поднялся. Когда он был не в духе, глаза его принимали такое выражение, которое могло навести жуть на самого храброго человека, а язык его становился как бритва. Так было и теперь.

— Скажите этим людям, чтобы они не совали своего носа куда не следует, держали язык за зубами и занимались своими личными делами, а не моими! — отчеканил он и, стуча кулаком по столу, развил эту сентенцию в другой, более выразительной, но неудобной к передаче форме.

— Простите мне, старику, зятюшка, — более твердо и связно выговорил Эппингтон, в свою очередь, поднявшись с места и отыскивая свою шляпу. — Эдит — моя дочь, и мне больно слышать, как треплют ее имя. Сеннет был всегда вхож и к нам; он и Эдит играли вместе, когда были детьми, и у них была друг к другу детская привязанность. Мы с матерью убеждены, что эта привязанность осталась такою и до сих пор, но люди…

— Охота вам слушать глупые сплетни и придавать им значение! — более мягко проговорил Блэк, у которого в сердце зашевелилось нечто вроде жалости к старикам. — Эдит, ваша дочь, а моя жена, — одна из самых лучших женщин в мире. Это говорю вам я, и этого с вас должно быть вполне достаточно для успокоения… Будет глупости разводить, тестюшка. Давайте лучше позавтракаем и потолкуем о чем-нибудь более интересном.

И, подхватив старика под руку, Блэк повел его в столовую.

Сеннет продолжал бывать в доме так же часто, как раньше, и Эдит постоянно можно было видеть вместе с ним на гуляньях, в магазинах, в театре и в других публичных местах.

Но известно, что чем глубже вера, тем сильнее поражает закравшаяся в душу подозрительность. Иногда, нечаянно взглядывая на мужа, Эдит встречала его устремленный на нее взгляд, в котором светилась тревога и проглядывало еще что-то, непонятное для молодой женщины. Временами Блэк стал пропадать по вечерам из дому и возвращался поздно ночью, видимо, уставшим и покрытым грязью.

Он не менял своего обращения с женой, а оставался все таким же скромным, полным уважения и нежной заботливости, каким был с первого дня. Это было хуже всего, что он мог сделать. Молодая женщина спокойно перенесла бы вспышки его гнева, грубости, даже побои, но его медвежьи нежности и слишком подчеркнутое поклонение претили ей. Это преследовало и мучило ее, подобно чересчур пряному и крепкому благоуханию, от которого ничем нельзя отделаться.

Как-то случилось так, что Сеннет стал бывать очень редко, отвлекаемый делами, а Блэк засел дома, и Эдит видела его возле себя день и ночь, не имея ни одной минуты свободной, чтобы разобраться в себе и решить чего она, собственно, хочет от жизни. Под конец высокая, неуклюжая фигура мужа стала принимать в ее глазах формы чудовищного великана, затемнявшего для нее солнце и мешавшего ей дышать. Иногда, когда он, вдруг поднявшись с кресла, в котором сидел напротив нее, подходил, чтобопуститься перед ней на колени и поцеловать руку, ей делалось так страшно, что она с большим трудом удерживалась от того, чтобы не закричать и не броситься от него бежать куда глаза глядят.

В один прекрасный день молодая женщина нечто в этом роде и сделала. Уложив в дорожную сумку несколько необходимых вещей, она, никем не замеченная, выскользнула из дому и прошла в первый попавшийся глухой переулок, где наняла кэб до вокзала континентальной железной дороги. Поезд отходил только через час, и молодой женщине оставалось достаточно времени, чтобы обдумать свой шаг. Денег с собою у нее было мало; что будет она делать, когда они иссякнут? Чем она будет жить? А если даже и найдет чем поддержать свое существование так, чтобы не пришлось лишний раз краснеть за себя, то долго ли она будет таиться от мужа? Рано или поздно, но ведь он отыщет же ее, куда бы она ни запряталась, а тогда что?

Долго думала Эдит, перебирая в лихорадочно работавшем мозгу все «за» и «против» своего замысла пожить на свободе. Давно было пора запастись билетом на поезд. Но вот прозвучал второй звонок, а молодая женщина все еще сидела неподвижно в темном углу залы первого класса и машинально мешала ложечкой остывший чай. Наконец, как бы разбуженная от сна взглядами шнырявших вокруг и подозрительно на нее посматривавших лакеев, она сразу сорвалась с места, бросила на стол плату за чай, которого не пила, вышла из здания вокзала и отправилась домой.

Муж как раз в это время был на бирже и не знал об отсутствии жены, так что она еще до его возвращения успела написать длинное письмо Сеннету, которое послала свою горничную сунуть в ближайший почтовый ящик, а потом исчезла и сама. Через неделю Блэк, в свою очередь, получил от нее письмо с кратким уведомлением о том, что она покинула его навсегда. Прочитав это уведомление, Блэк только крепко стиснул зубы и крякнул.

Прошло еще несколько дней. Сеннет только что вышел по какому-то делу, а Эдит сидела одна в гостиничном номере. Дело происходило в одном из французских приморских городков.

Молодая женщина сидела спиною к двери, разбираясь в своих вещах. Вдруг за нею отворилась и снова затворилась дверь и по ковру раздались торопливые шаги. Думая, что это вернулся Сеннет, молодая женщина радостно оглянулась, но вместо него увидела… мужа.

Она испуганно вскочила, не зная, что делать, но Блэк поспешил успокоить ее движением руки. На всей его мешковатой и тяжелой фигуре лежал отпечаток такого достоинства, какого она раньше не замечала.

— Зачем вы пожаловали сюда? — спросила она, овладев собою.

— Чтобы вернуть вас домой, — последовал лаконичный ответ.

— Домой?! — вскричала она. — Да разве вы не знаете…

— Не знаю и не желаю ничего знать! — резко прервал он ее. — Я требую только, чтобы вы немедленно вернулись в Лондон. Я вас сопровождать не стану. Вы как приехали сюда, так и уедете. В Лондоне все мною устроено, чтобы никто не подозревал правды. Я там больше никогда не покажусь и ничем не буду вас беспокоить. Пользуйтесь возможностью исправить поскорее ошибку… да, да, нашу общую ошибку.

Эдит молча слушала его. Она не обладала великой натурой, и перспектива наслаждаться счастьем, не платя за него тяжелой ценой, соблазняла ее. Блэк продолжал объяснять, что нисколько не заботится о собственной репутации, что ему совершенно безразлично, будут ли люди хвалить или поносить его. Лишь бы только имя и честь его жены оставались незапятнанными, больше ему ни до чего нет дела. Он устроил ей развод и перевел все свое имущество на нее, а сам намерен удалиться в свой родной город. Объявив себя разорившимся неудачной биржевой игрой, он снова примется за свою прежнюю профессию — мелкое комиссионерство и будет счастлив счастьем единственной женщины, бывшей и остающейся для него дорогой, как святыня, прикоснуться к которой он не считает себя достойным.