Голамхосейн Саэди - Персидские юмористические и сатирические рассказы

Выяснилось, что мы попали на маленький безымянный остров, оторванный от остального света. Прекрасная природа, изобилие плодов и дичи делали этот уголок настоящим раем на земле.

Как только профессор пришёл в себя, он первым делом начал фотографировать жителей острова. Напялив на нос очки, отчего он стал похож на только что выползшую из воды очкастую змею, профессор установил свой подмокший аппарат на треножник и, подобно опытному артиллеристу, целящемуся в самое сердце врага, начал наводить его на туземцев.

Тридцать два человека, мужчины, женщины и дети, голые и полуголые, разинув рты, с удивлением и с интересом ждали, что же выскочит из загадочного ящика этого странного человека?

Само собой разумеется, что искусством фотографии профессор владел не хуже, чем всеми другими отраслями искусства и науки. Когда он продемонстрировал мне свой снимок, я увидел на нем тридцать два здоровенных, отличного сложения, радостных и счастливых человека. На их лицах не было видно и следа каких-либо забот, горестей и печалей — безошибочных признаков и необходимых спутников цивилизации.

Эти люди тесно прижимались друг к другу, подобно густым, переплетённым между собой ветвям старого дерева-великана. Казалось, рука опытного скульптора высекла их из цельного куска гранита. Надо сказать, что, увидев эти железные бицепсы и широкие мускулистые груди, я устыдился своего жалкого, хилого тела.

Пряча фотографию в свою заветную сумку, профессор бормотал себе под нос:

— Необходимо спасти несчастных, приобщить их к цивилизации и культуре.

Затем, обратившись ко мне, сказал:

— Сегодня ты должен будешь доказать, что мои многолетние труды, затраченные на твоё воспитание, не пропали даром. В этом заброшенном уголке земного шара судьба свела нас, двух образованных и культурных европейцев, с людьми, которые, являясь по происхождению европейцами, живут, как дикари. Эти несчастные прозябают здесь, словно жалкие твари, и долг каждого гуманного человека — спасти их.

— Что касается меня,— ответил я,— то я сделаю все, что в моих силах, и во всем буду следовать вашим указаниям. Но, по правде говоря, эти люди не кажутся мне такими уж несчастными…

Не успел я произнести эти слова, как глаза профессора превратились в два пылающих угля, и он гневно воскликнул:

— То есть как это не кажутся несчастными?! Ты присмотрись, прислушайся. Их речь совершенно не укладывается в рамки основных правил грамматики! Разве ты не видишь, как совсем не к месту они употребляют слова? Большинство их не отличает единственного числа от множественного! Я уже не говорю об их произношении — волосы встают дыбом, когда слышишь эту речь! Даже каменное сердце может разорваться от жалости! Но самое страшное заключается в том, что бедняги не понимают всего этого! Ну ладно, в конце концов можно было бы простить им такую неграмотность, но ведь эти двуногие существа вообще непонятно как живут? Какое у них правление? Монархия у них или республика? Согласны ли они с отделением церкви от государства или не согласны? Обладают ли их женщины хотя бы элементарными гражданскими правами или нет? Какой метод обучения и воспитания считают они более эффективным: французский или английский? Нет, ни в коем случае нельзя оставлять этих несчастных в таком положении! Ни один честный человек не может равнодушно смотреть на все это. Хотя я и не во всем согласен с нашим великим учёным Кантом, но его категорический императив считаю совершенно правильным.

Несмотря на все моё уважение к уму и беспредельным знаниям профессора, мне показалась излишней такая решительность, и, набравшись храбрости, я осторожно заметил:

— Господин профессор, конечно, мой жалкий ум не в силах разобраться во всех тонкостях сложившейся обстановки. Но если судить чисто внешне, мне кажется, что жители этого острова живут счастливой, радостной и спокойной жизнью. У них нет никаких печалей и неприятностей, которыми снедаемы мы — цивилизованные люди.

Услышав мои легкомысленные и несуразные речи, профессор превратился в бомбу, готовую вот-вот взорваться.

Я понял, что дал маху, и тотчас же с полнейшей покорностью и послушанием принялся просить у профессора извинения, обещая впредь во всем беспрекословно его слушаться и отдать все свои силы для спасения этих несчастных.

Профессор сразу же приступил к делу. Прежде всего необходимо было познакомить островитян с гражданскими, общественными, политическими, светскими, духовными, моральными, материальными, этическими, эстетическими и всякими другими не менее важными правами и обязанностями. Затем профессор начал курс общеобразовательных лекций, которые, к несчастью, должен был посещать и я.

В честь острова, о котором говорил Платон, профессор назвал наш остров Атлантидой. Поэтому целых два дня он знакомил жителей новой Атлантиды с историей исчезнувшего острова. Затем перешёл к вопросу о необходимости занятий физкультурой и спортом. Он подробно разобрал тезис «В здоровом теле— здоровый дух» и посвятил ему семь подробнейших докладов. Он с таким увлечением говорил о железных мускулах и стальных нервах, что слушатели решили: несмотря на свой маленький рост и щуплое телосложение, профессор должен быть настоящим Хосейном Кордом [2] Хосейн Корд — герой одноимённого иранского дастана. или богатырём Ростамом [3] Ростам — прославленный воинскими подвигами герой поэмы Фирдоуси «Шах-Наме». . Но когда достопочтенный учёный, раздевшись, стал сам демонстрировать гимнастические упражнения, то все увидали, что этот воображаемый богатырь являет собой лишь жалкий скелет, груду рахитичных костей, покрытых дряблой кожей, ничего общего не имеющих со стройными и мускулистыми телами местных жителей. Островитяне испуганно переглядывались: не дай бог, превратиться в такое же жалкое существо…

Короче говоря, прошло не так уж много времени, а результаты цивилизации не замедлили сказаться. Лица островитян пожелтели, мускулы ослабли, под глазами появились мешки. Непринуждённый смех и веселье исчезли. Вместо свободной и беззаботной жизни у бедных людей нежданно-негаданно появились тяжёлые обязанности: вязание и шитье одежды, распиловка деревьев, возведение домов и, самое трудное и утомительное, чтение и письмо. Последствия нового образа жизни заметно проявлялись в характере, поведении и внешнем облике этих людей. От мала до велика все стали нервными. Жадность, зависть, соперничество пронизывали теперь все их действия. Люди, до вчерашнего дня ещё не знавшие различия между начальниками и подчинёнными, теперь ради продвижения по служебной лестнице в многочисленных учреждениях и заведениях, созданных из гуманных соображений господином профессором и выросших повсюду, как поганки после дождя, стали подхалимничать и лицемерить так, как не придёт в голову хитрейшему из цивилизованных хитрецов.