Алик Верный - Пуся

Рядом с ним сидела маленькая девушка в розовых матерчатых тапках. Ее газета подпрыгивала вместе с ударами колес, но девушка упорно продолжала читать. Пестрые веснушки на ее щеках плавно переходили в плотную белую кожу с фаянсовым отливом на шее. Черный обруч стягивал гладко зачесанные рыжие волосы.

"Копия Лёли", - подумал мужик, - "Хотя, та похудее". Но он опомнился и сразу же старательно вытер рыжие картинки из памяти и занялся своим дневником. Включив желтый экран записной книжки Айфона, он неспеша натяпал в верхнем левом углу: "Глава о Демонах". Вагон подпрыгнул еще пару раз и замер возле платформы на станции Портфорд, выдавливая из себя все еще не проснувшихся коммьютеров.

Фотограф вышел на перрон, подталкиваемый сзади могучим пузом финансового брокера в голубой рубашке в клеточку и розовом галстуке.

ГЛАВА 15

ДЕМОНОИДЫ

(Демоны Нью-Йорка терпеливы и разнообразны)

Вечный Оргазм туманился вдали, отодвигаясь все дальше в горячие сизые испарения огромной подземной каракатицы, съедающей и выплевывающей длинные составы старых ободранных вагонов. Между составами клубились округлые сгустки мяса. Золотой Конец Фотографа страдал. Он не мог обеспечить этой плоти хорошее будущее, его возможности все же были ограничены. А пуси все лезли, втаскивая в картину сюрреалистического сна длинные хвосты Бесконечного Облома.

Фотограф сидел на диване, рассматривая одну строчку на экране телефона: "Всю ночь меня давили..." Ночь выпала нелегкая...

Демоноиды

Всю ночь меня давили видения многих растопыренных щелей, которые я имел удовольствие, так сказать. Не поддаваясь на провокации художественного вымысла, должен отметить, что это были не тысячи и даже не сотни, а, скорее, десятки теплых булочек, испеченных поваром-природой. Ну в лучшем случае сотня-другая. Они вдруг все разом навалились на меня, и я проснулся около шести утра, за час до обычной рабочей побудки. Видение не прекращалось. Черные, рыжие, светловолосые пипки наваливались на меня из темноты и беззвучно растопыривали свои укромные закоулки, как в немом кино. Бритые, стриженные и кудрявые, горячие промежности продолжали выпрыгивать из тревожного раннего полусвета. Это было очень странное утро. Письки лезли и лезли, образуя пульсирующий водоворот возбужденной плоти.

Позавчерашний вечер был достаточно дивным. Я ехал на поезде с работы, и за окном, в липкой темноте, выстраивались образования красных, желтых и белых огней. Они проплывали мимо, подвешенные в мокрой вечерней мгле. Разноцветные искорки мерцали и пульсировали, двигаясь в противоположных направлениях вокруг общей оси. Этот муравейник огней уплывал назад, скрываясь за алюминиевой рамой окна. Тут же в мое поле зрения вливался другой такой же муравейник копошащихся светлячков, пурпурных, лимонных и снежных.

Поезд подъехал к станции. В зеленовато-синем свете фонарей по перрону бродили бледные призраки. Их синюшные лица, с темными впадинами глаз, тревожно вглядывались в бесконечную темень ночного города. Два таких привидения проплыли под моим окном. Их искаженные страхом и тревогой тела отразились в капельках дождя на стекле окна. Все призраки на перроне смотрели в одну сторону. Оттуда дул ветер Вечного Зова - главная движущая сила полуприпадочного, истекающего слюной жадности населения Нью-Йорка.

Поезд дрогнул, и прозрачные тени исчезли, оставив легкие обратные силуэты на сетчатке моих глаз. Состав вплыл в туннель. Запах разлагающегося города проник через вентиляционную систему и повис в трясущемся на стыках вагоне. Туннель прорезал самый центр нашего тирана, города, который никогда не спит. Его испещренные пятнами гнили и ржавыми натеками ответвления извивались под тротуарами Манхеттена, густо заплеванными пережеванными резинками. В желтом свете одиноких лампочек я искал глазами крыс - этих пищеварительных ферментов мегаполиса. Вместо них я увидел клочья черной гигантской плесени, свисающие махровыми прядями в проемах темно-серых бетонных перегородок между путями. Рельсы уходили в тесноту мокрыми параллельными нитями с обеих сторон вагона. Это создавало иллюзию бесконечно простирающегося под городом поля железнодорожных путей, поставлявших в Сити новую человечину.

Были в моем поезде и копченные, вареные, жареные и протухшие жители бетонных ячеек, возвращавшиеся в свое стойло. Я ехал против основного движения, против "трафика", как сказал бы любой русский иммигрант. Я так и не увидел крыс, родственниц белок, которых я наблюдаю во время обеденного перерыва в городском парке Гринспука, штат Нью Йорк. Бывшего конгресмена от этого штата я как-то имел честь фотографировать для его предвыборных плакатов в Конгресс. Это был напыщенный хуй с красным еблищем, полный чувства своего величия.

Чудной вечер продолжался. Я чувствовал серьезное присутствие Демонов. Они пытались втянуть меня в свои присоски, подбрасывая различные раздражители из своего пространства. Всем известно, что питает Демонов - злоба, раздражение, конфликты, испуг, гордыня - список бесконечен. Единственный способ не отдать им свою энергию - быть спокойным, отрешенным и безразличным, а это часто не удается.

Поезд подкрался к перрону Гранд Централ. Как и прочие вокзалы Нью-Йорка, этот находится под землей. Зеленый флуоресцентный полумрак встречает вас за окнами прибывающего поезда. Нудная болтовня парочки-другой говорливых пассажиров трепыхается в поникшем вагоне. Что делают эти суперэнергичные пиздуны на работе, непонятно - основная масса людей в вагоне прилично задрочена и пытается спать. Их морщинистые лица обрамляют редкие кучки неугомонных болтунов. Парочки таких говнюков достаточно, чтобы утомлять целый вагон. Трепливая женщина - достаточно утомительный гуманоид, но болтливый мужчина - это уже Демон чистой воды, вернее, зомбированный Демонами организм. Двух-трех таких зомбометов достаточно, чтобы выдоить энергию у всех пассажиров. Уставшие после работы люди особенно беззащитны. Их тусклые глаза полны немых просьб оставить их в покое, но ничто не может остановить неумолимое тарахтение энерговампиров. Они не успокоятся, пока не насосутся, как клопы. Им нужно приблизительно полчаса, чтобы выпотрошить поля всех пассажиров. После этого они успокаиваются. Их лица расслаблены, глаза отконтурированы, руки находятся в защитной позиции "крест". Их дело сделано, с жертвами покончено.

Я оторвался от окна и бушующих там отражений широко открывающихся ртов. Над перроном нависали крашенные эмалью железные прогоны цвета несвежей гнили. Их металлические пластины и профили были соединены заклепками еще в начале прошлого века. Молотки рабочих оставили на головках свои отметины, отстучав свою долю оптимизма и заколотив ее поглубже в тело холодной стали. Сейчас экземные пятна ржавчины расползлись по телу перекладин, вздувая гнилостную краску волдырями рыжих лишаев.