Михаил Серегин - Дембельский аккорд

– Ну, что у вас там? – радостно встретил друзей начальник караула младший сержант Простаков. – Как, перепахали все? Или сейчас съездим, помочь надо?

– Помочь надо, только по-другому. – Мудрецкий коротко объяснил Лехе, что от него требуется, и тот погрустнел.

– Не-е, это я не могу, товарищ лейтенант. И не подумайте, я не дисбата боюсь! Просто склады-то опечатаны, заперты, а там замки вроде гаражных, их не собьешь так вот сразу... стрелять разве что, так тут чуть рикошет – и совсем нехорошо получится.

– Ты кому рассказываешь, где здесь что, на этом складе?! – ухмыльнулся лейтенант. – Третий штабель от землянок, справа, на самом верху коробки стоят. Мне тут все равно делать нечего было, вот я и набил все заново. Еще теми, что Искандер привез, они тут все равно считай что неучтенка. Давай Ларя с Кисляком на шухер, а сам поможешь грузить! Мы и так вымотались за день, чтобы еще и ящики таскать. Брезент я сам уложу. Все равно никто, кроме меня, не знает, что здесь и как было.

Перед самым подъемом в батальон пришел комбат – что само по себе было явлением довольно редким, обычно его ждали только глубоко после завтрака. Первым делом Стойлохряков направился в казарму. Заглянул опасливо – через окна уже пробивался серый утренний свет, и о ночном наваждении напоминал только яркий луч из сортира. Уже более уверенно заглянул в кубрик химвзвода... Уставшие бойцы спали в самых разных позах, но все как один – с милыми улыбками полностью довольных своей жизнью людей. В кубрике стоял мощный храп, перемешанный с крепкими запахами мужского пота и грязных портянок. Все было нормально, все было как всегда, без всякой мистики и фантастики.

Возле самой двери подполковник поскользнулся. Пригляделся – по полу был размазан какой-то жирный желтый комок. Комбат брезгливо поморщился, принюхался – вроде бы ничем особенным не пахло. Или просто не пробивалось через другие ароматы. Стойлохряков присел на корточки, пригляделся, осторожно потрогал пальцем. Потом взял комок и растер в ладони. Глина. Просто желтая глина.

– Живут как свиньи, а туда же – на дембель! – раздраженно заворчал подполковник. – В кубрике полы грязные, портянки с вечера не простирнули... Взво-о-од, па-адъем!!!

Валетов, не просыпаясь, нащупал сапог, взвесил его в руке и замахнулся. Потом до утомленного мозга дошли несколько необычные и в то же время знакомые особенности команды.

Приоткрылся один глаз, сапог был опущен, и младший сержант вскочил:

– Мужики, подъем, комбат пришел!

– Ну и звездани его чем-нибудь, – простонал Резинкин, переворачиваясь на другой бок. Потом и до него дошла серьезность ситуации. – Подъем, ребята, подъем! Извините, товарищ подполковник, я думал, это Фрол прикалывается.

– Ничего, ничего, – ощерился Стойлохряков. – Юмор, это я люблю. Оч-чень люблю хорошо посмеяться. Особенно последним. Выходи строиться!

Завтракали химики с просто-таки неприличной для завтрашних дембелей скоростью. Пожирали все так, словно к ним этой страшной ночью вернулись «духовские» времена с их вечной нехваткой... Впрочем, дело было не только в голоде.

– Химвзвод, прекратить прием пищи! – В столовку ворвался лейтенант Мудрецкий. – На выход! Бегом, бегом, комбат на перехват вышел!

К моменту подхода Стойлохрякова ударная команда уже стояла в строю перед столовой.

– Товарищ подполковник, отделение дембелей взвода химзащиты прием пищи закончило, для выхода на аккорд построено! – четко отрапортовал Юрий.

– И на что ты надеешься? – скривился комбат. – На чудо? Чудес не бывает, летеха! У тебя полчаса на все, а туда только ходу пятнадцать минут. Ну, за десять добежите, и что? Ломы похватать не успеете! Помнишь, что я вчера приказал?

– Взрыть все в пух и прах! – так же четко ответил лейтенант, держа забинтованные руки по швам. Потом взглянул на часы. – Товарищ подполковник, время восемь двадцать шесть, давайте сверим...

– Давай, давай... гляди-ка, точно! Ну, может, не будешь дергаться, сопля гофрированная?

– Товарищ комбат, если будете разговаривать – добавьте время или разрешите уж начать движение?

– Ишь ты! – Стойлохряков мотнул головой, словно отгоняя комара. – Ну-ну, я в девять там буду, учти. Начинай, двигайся!

– Взво-од, напра-во! За-а мной, бего-ом... марш! – Мудрецкий с топотом повел маленькую колонну в направлении, прямо противоположном деревне Чернодырье. Комбат скептически хмыкнул, но окликать не стал. Он решил посмеяться получше. Последним.

Если для Стойлохрякова было загадкой направление движения химиков, то глава администрации Шпындрюк был сильно удивлен, обнаружив все-таки вчерашних солдатиков перед своими воротами. За их спинами стоял крытый брезентом грузовик «ГАЗ-66». Тент был заляпан грязью, из машины торчали какие-то ветки и пучки прошлогодней травы.

– Можно мы машину во двор загоним, Протопоп Архипыч? – вежливо попросил Мудрецкий. – А то нам работать надо, чего ей на улице без присмотра стоять.

– Загоняй, места ей хватит, – пожал плечами Шпындрюк. – Только если мне мешать будет – чтобы пулей отсюда!

– Снарядом, Протопоп Архипыч, снарядом! – радостно заверил лейтенант. – Вот увидите! Резинкин, давай, задним!

Багорин и Заморин слаженно распахнули створки ворот, и во двор поползла грязная корма с туго обтянутым задним пологом тента. Шпындрюк удивился – зачем так закрывать, – но после вчерашнего решил махнуть рукой на чудачества этих солдат, ненормальных во всех отношениях. Сейчас от них требовалось одно – чтобы огород перепахали. По мнению Протопопа Архиповича, он был вспахан более чем идеально, и все могло быть только к худшему, но старому приятелю Стойлохрякову возражать не хотелось. И его бойцам тоже. Особенно если после вчерашнего голова до сих пор побаливает.

– Давай, давай, ровно идешь! – Мудрецкий забежал почти на самый огород и теперь руками и воплями показывал Резинкину, куда вести машину, чтобы ни на что не наехать и ничто не свернуть. – Право чуть, еще... Хорош, стоп! Даже чуть много заехали, подай вперед. Есть! – Лейтенант кинул взгляд на левое запястье. Восемь тридцать семь, отстаем! Багор, Замор, в машину! Работаем! Валет, Баб-Варя – на подачу!

Брезент сзади закинули на крышу. В кузове залязгало железо, что-то скрипнуло, и почти плачущий голос произнес:

– Товарищ лейтенант, доворота вниз не хватает!

– Домкраты! Задние домкраты выкручивай, передний прижмите! Валетов, борт! – тут же грянул откинувшийся задний борт. Шпындрюк ошалело смотрел на всю эту суету, решительно ничего не понимая.

– Еще чуть-чуть, ближний край вообще не берем! Только дальний! – заорали из кузова.

– Вашу мать! – Мудрецкий стукнул белым кулаком по бинтам на ладони, зашипел и скривился. – Мать вашу! Восемь тридцать девять, он сейчас приехать может. На что ее поставить, а? – Лейтенант горящими глазами окинул двор, зацепился взглядом за хозяина. – Протопоп Архипыч, держитесь подальше, а? Вон там, под стеночкой, хорошо будет. А то еще зашибем ненароком... Чес-слово, ничего личного, только служба загребала! Все претензии, сами понимаете, Стойлохрякову! Чего бы тут... Идиоты мы! Резинкин, трави! Задние колеса спусти, полностью! И передние качай до звона! Блин, восемь сорок уже...