Артур Дойль - Автопародии

Едва Холмс приступил к завтраку, как сидевший за столом доктор Ватсон начал пристально его разглядывать. Тот поднял глаза и поймал его взгляд.

— Итак, Ватсон, о чем вы думаете? — спросил он.

— Ни о чем, а о ком — о вас.

— Обо мне?

— Да. Я думал, как примитивны все эти ваши фокусы и как удивительно, что публика продолжает выказывать к ним интерес.

— Совершенно с вами согласен, — промолвил Холмс. — По правде сказать, я, помнится, сам вам это говорил.

— Вашим методам, — продолжал Ватсон сердито, — на самом деле легко научиться.

— Без сомнения, — ответил Холмс улыбаясь. — Возможно, вы это немедленно продемонстрируете?

— Охотно. Могу сказать, что сегодня утром вы были очень погружены в себя.

— Превосходно! — похвалил друга Холмс. — Как вам удалось это узнать?

— Человек весьма опрятный, вы сегодня забыли побриться.

— Бог мой, как остроумно! — сказал Холмс. — Я и понятия не имел, Ватсон, что вы такой способный ученик. Ваш орлиный взор обнаружил что-нибудь еще?

— Да, Холмс. В деле клиента по имени Барлоу вы пока не достигли успеха.

— Вот как! Откуда вам это стало известно?

— Я заметил его имя на конверте, когда вы его вскрывали. Прочитав письмо, вы застонали и сунули его в карман с очень хмурым видом.

— Замечательно! Вы и впрямь весьма наблюдательны. Есть и другие попадания?

— Боюсь, Холмс, что вы ввязались в финансовые спекуляции.

— А это еще почему?

— Открыв газету, вы первым делом нашли финансовые новости и громко и одобрительно хмыкнули.

— Отлично, Ватсон, вы превзошли самого себя. Что далее?

— К завтраку вы спустились в черном пиджаке, а не в халате. Следовательно, вы с минуты на минуту ждете важного клиента.

— Что-нибудь еще?

— Я, без сомнения, могу найти и другие пункты, Холмс, но ограничусь этими немногими, чтобы показать, что на свете есть и другие люди, не менее умные, чем вы.

— А есть и менее умные, — парировал Холмс. — Допускаю, что таковых немного, но боюсь, мой дорогой Ватсон, что вас я должен числить среди них.

— Что вы имеете в виду, Холмс?

— Увы, мой дорогой коллега, боюсь, ваши умозаключения были не столь безупречны, как желалось бы.

— Вы хотите сказать, что я ошибся?

— Самую малость… Рассмотрим все по порядку. Я не побрился, потому что бритву отправил в заточку. Я надел пиджак, а не халат, потому что сегодня утром — о, счастливейший из дней! — у меня должен состояться визит к дантисту по имени Барлоу, что он и должен был письменно подтвердить. Страница крикета находится рядом с финансами, и я обратился к ней, чтобы узнать, сохранил ли “Суррей” свои позиции против “Кента”. Но не падайте духом, Ватсон, продолжайте! Все это такие примитивные фокусы, что вы, без сомнения, скоро им научитесь…

1924

Непременно соглашайтесь, — произнес Шерлок Холмс.

Я вздрогнул от неожиданности, так как внимание моего компаньона, поглощавшего свой завтрак, было в эту минуту полностью сосредоточено на поддерживаемой кофейником газете. Взглянув через стол, я обнаружил, что взор его устремлен на меня с тем полунасмешливым-полувопросительным выражением, какое обычно появлялось у него на лице, когда он собирался интеллектуально “поразмяться”.

— На что? — спросил я.

Улыбнувшись, он достал с каминной полки домашнюю туфлю, извлек из нее порцию крепчайшего дешевого табака и набил старую глиняную трубку, которой неизменно завершал свой завтрак.

— Очень характерный для вас вопрос, Ватсон, — сказал он. — Надеюсь, вы не оскорбитесь, если я скажу, что славой о своей проницательности я целиком обязан замечательному контрасту, который вы мне составляете.

Я не раз слышал о девушках, которые для первого выезда в свет выбирают компаньонку попроще! Трудно не усмотреть здесь определенной аналогии.

В результате долгого совместного проживания на Бейкер-стрит между нами возникла та простота и близость отношений, когда многое говорится без страха причинить обиду. И все же, признаюсь, меня уязвило его замечание.

— Быть может, я весьма туп, — ответил я, — но, по правде говоря, не могу постичь, как вам удалось узнать, что я… что меня…

— Пригласили помочь Эдинбургскому университету провести благотворительный базар.

— Именно так! Но письмо доставили совсем недавно, и мы с вами с тех пор не говорили.

— И все же, — сказал Холмс, откинувшись на спинку стула и сложив вместе кончики пальцев, — не побоюсь высказать предположение, что цель базара — расширить университетское крикетное поле.

Я посмотрел на него в полнейшем замешательстве, и он затрясся в беззвучном смехе.

— Мой дорогой Ватсон, вы, несомненно, редкий человеческий экземпляр: ваша неискушенность с годами не уменьшается. Мгновенно реагируете на внешний стимул. Быть может, ваши умственные процессы и замедлены, зато не составляют тайны. За время завтрака я пришел к выводу, что вас читать легче, нежели передовицу “Таймс”, вроде той, что лежит передо мной.

— Хотелось бы узнать, как вы пришли к такому выводу.

— Боюсь, готовность, с которой я пускаюсь в объяснения, серьезно повредила моей репутации, — сказал Холмс. — Но в данном случае цепь умозаключений основана на столь очевидных фактах, что для разгадки особых усилий не потребовалось. Вы вошли в комнату с озадаченным выражением лица, какое бывает у человека, чей ум занят обдумыванием некоего вопроса, и в руке у вас было одно-единственное письмо. Рассуждаем далее. Вчера вечером вы удалились ко сну в превосходнейшем настроении, из чего ясно, что именно то письмо, которое вы сжимали в руке, и произвело в вас соответствующую перемену.

— Это очевидно.

— Очевидно — после моих объяснений. Естественно, я спросил себя, что могло быть в письме, которое так сильно на вас подействовало. Идя к столу, вы держали конверт клапаном ко мне, и я заметил эмблему в виде щита — такую же, как и на вашем старом студенческом кепи для крикета. Итак, писали из Эдинбургского университета или из некоего клуба, с ним связанного. Подойдя к столу, вы положили письмо рядом со своей тарелкой “лицом” вверх и отошли взглянуть на фотографию в рамке — ту, что слева на каминной полке.

Меня поразило, с какой точностью он описывает все мои перемещения.

— А далее? — спросил я.

— Для начала я бросил взгляд на адрес и даже с расстояния шести футов определил, что письмо неофициальное. Этот вывод я сделал, опираясь на стоявшее в адресе слово “доктор" — звание, на которое вы как бакалавр медицины законно притязать не можете. Мне известен педантизм университетских чиновников, особенно когда речь идет о званиях, и значит, можно было с уверенностью сказать, что письмо и в самом деле — неофициальное. Возвратившись к столу, вы перевернули конверт, и это позволило мне заметить, что внутри была машинопись. Мне сразу пришло на ум, что речь идет о базаре. К тому времени я уже взвесил вероятность того, что письмо содержания политического, но сие представлялось маловероятным из-за стагнации, в которой пребывает нынешняя политика.