Роальд Даль - Мой дядюшка Освальд

Вечером, перед отъездом во Францию, я устроил в нашем семейном доме на Чейни-уок небольшую вечеринку. Мать и отец тактично ушли в семь часов вечера на какой-то там ужин, оставив дом в моем распоряжении. Я пригласил дюжину или вроде того друзей обоих полов. Мы сидели за столом и весело болтали, запивая вином нежнейшую вареную баранину с кнелями. Звякнул колокольчик у входа. Я пошел открывать и увидел на пороге мужчину средних лет, с огромными усами, пурпурно-красным лицом и кожаным чемоданом. Он представился майором Граутом и спросил отца. Я сказал, что отец где-то на ужине.

— Боже милосердный, — вздохнул майор Граут. — А ведь он приглашал меня остановиться. Мы с ним старые друзья.

— Отец, наверное, забыл, — сказал я, — вы уж нас извините. Заходите, пожалуйста.

Теперь я, конечно же, не мог оставить майора в кабинете читать «Панч», в то время как мы за стенкой развлекались, поэтому я спросил, не желал бы он к нам присоединиться. Он, конечно же, пожелал. Он был рад к нам присоединиться. Так что он вошел во всем великолепии своих усов, сияя радостной улыбкой, и не испытывал ни малейшего стеснения, хотя и был в три раза старше любого из сидевших за столом. Он хищно вгрызся в баранину и уже за первые пятнадцать минут уговорил бутылку кларета.

— Отличная пища и напитки, — сказал он. — А нет ли еще вина?

Я открыл для него еще одну бутылку, и мы с восхищением взирали, как он опустошает и эту. Его щеки быстро стали из пурпурных свекольными, его нос буквально запылал. Где-то на середине третьей бутылки он стал понемногу расслабляться. Он работал, по его словам, в англо-египетском Судане и приехал в Англию в отпуск. Его работа была как-то там связана с суданской ирригационной системой — жара, мол, и неподъемный труд. Но в то же время увлекает. Масса забавных моментов. И с негритосами не так уж и трудно, если все время иметь под рукою хороший хлыст.

Мы сидели вокруг него и увлеченно слушали это краснолицее существо из далекой непонятной страны.

— Прекрасная это все-таки страна — Судан, — говорил он. — Огромная и очень от нас далекая. Полная тайн и секретов. Хотите, я вам расскажу один из величайших секретов Судана?

— Очень хотим, сэр, — сказали мы. — Расскажите, пожалуйста.

— Одним из величайших секретов, — сказал он, выливая в горло очередной бокал вина, — секретом, известным только туземцам да немногим старожилам вроде меня, является маленькое существо, суданский волдырный жук, или, называя его по-научному, cantharis vesicatoria sudanii .

— Вы имеете в виду скарабея? — спросил я.

— Конечно же нет! — возмутился он. — Суданский волдырный жук — это крылатое насекомое. Даже не столько жук, сколько муха, длиною примерно в три четверти дюйма. Он очень красивый с виду, золотисто-зеленый, радужно переливающийся.

— Так в чем же тут секрет? — спросили мы.

— Эти жучки, — продолжил майор, — водятся только в одном месте. Это участок примерно в двадцать квадратных миль к северу от Хартума, где растет дерево, называемое хашаб. Жучки питаются листьями хашаба. И там есть такие люди, которые всю свою жизнь собирают этих жуков. Охотники за жуками, так их называют. Это такие востроглазые туземцы, которые знают про жуков буквально все — и где они живут, и какие у них привычки. Наловив жуков, они их убивают, высушивают на солнце и толкут в мельчайший порошок. Этот порошок очень ценится туземцами, которые хранят его в специальных Жуковых Коробочках, украшенных затейливой резьбой. Жуковая Коробочка их вождя делается обычно из серебра.

— Только что это за порошок? — спросили мы. — Что они с ним делают?

— Дело не в том, что они с ним делают, — сказал майор. — Дело в том, что он делает с ними. Этот порошок — самый мощный в мире афродизиак.

— Шпанская мушка! — радостно крикнул кто-то из нас. — Это шпанская мушка!

— Не то чтобы точно, но вы на верном пути. Обычная шпанская мушка водится в Испании и южной Италии. Я же говорю о суданской мушке, которая хоть и относится к тому же семейству, но принципиально отлична. Она раз в десять сильнее обычной шпанской мушки; эффект от этой мелкой суданской твари столь сокрушителен, что ее опасно применять даже в самых микроскопических дозах.

— И все же ее применяют?

— Господи, конечно же да. Каждый негритос из Хартума и его окрестностей пользуется этим жуком. Белые, те, кто о нем знает, склонны воздерживаться, слишком уж он опасен.

— А вы , — спросил кто-то, — вы его применяли?

Майор взглянул на задавшего вопрос, и под его огромными усами расцвела улыбка.

— Это мы обсудим чуть попозже, хорошо?

— Так что же он все-таки делает, этот порошок? — спросила одна из девушек.

— Господи, — сказал майор, — что он делает? Он буквально разжигает огонь под вашими гениталиями. Ведь это одновременно и мощнейший афродизиак, и столь же мощный ирритант. Он не только делает тебя безоглядно похотливым, но и гарантирует мощнейшую, неестественно долгую эрекцию… Парнишка, ты не мог бы мне налить еще вина?

Я вскочил со стула и сбегал за вином. Мои гости стали вдруг очень тихими. Девушки зачарованно взирали на майора, их глаза сверкали как звезды. Парни глядели на девушек, как те реагируют на этот нескромный рассказ. Я налил майору полный фужер.

— У твоего отца всегда был хороший погреб, — сказал майор. — И весьма пристойные сигары.

Он глядел на меня и молчал.

— Не желаете ли сигару, сэр?

— Ты очень предупредителен.

Я сходил в гостиную и принес отцовский ящичек сигар «Монтекристо». Майор сунул одну из них в свой нагрудный карман, а другую в рот.

— Если хотите, — произнес он, — я расскажу вам истинную историю про себя и волдырного жука.

— Расскажите, — попросили мы. — Расскажите, сэр.

— Эта история вам понравится, — сказал он, вынимая сигару изо рта и срезая ногтем ее конец. — У кого есть спички?

Я чиркнул спичкой и поднес огонек к сигаре майора. Его голова окуталась клубами дыма, его лицо едва виднелось сквозь этот дым и казалось каким-то огромным перезрелым пурпурным фруктом.

— Однажды вечером, — начал он, — я сидел на веранде своего бунгало, милях в пятидесяти к северу от Хартума. Жарко было как в пекле, и вообще этот день выдался очень трудным. Я налил себе виски с минимальным количеством содовой. Это была первая за вечер доза, и я лежал в шезлонге, пристроив ноги на низенькой балюстраде, окружавшей веранду. Я ощущал, как виски растекается по желудку, и могу вам точно сказать, что нет большего блаженства, чем в конце долгого трудного дня, проведенного под палящим солнцем, ощутить, как первая порция виски растекается по желудку и вливается в твою кровь. Через несколько минут я встал, прошел в помещение, смешал себе вторую дозу, вернулся на веранду и снова лег в шезлонг. Моя рубашка насквозь пропотела, но я настолько устал, что не было сил даже на душ. И тут я вдруг окаменел. Я как раз собирался поднести стакан виски к губам, но моя рука замерла в воздухе, крепко сжимая пальцами стакан. Я не мог пошевелиться. Не мог даже говорить. Я хотел позвать на помощь своего боя, но не мог. Ригор мортис. [2] Rigor mortis (лат.) — трупное окоченение. Паралич. Мое тело стало словно каменным.