Зденек Йиротка - Сатурнин

Я решил не вычеркивать этой недели, а сделать интересный эксперимент. Все, что случится в течение этой недели, записать в этот самый карманный календарь, чтобы в будущую субботу взвесить все хорошее и плохое и снова сказать себе, что неделя жизни имеет слишком высокую цену.

Сейчас, когда я гляжу назад, я вижу, что никакой необходимости писать какой-то дневник не было. Нагрянувшие события имели такой характер, что я запомнил бы их в любом случае. Посудите сами.

Утро следующего воскресного дня было прекрасное. Я лежал еще в кровати и вдыхал свежий воздух, струившийся ко мне из сада через открытое окно. После жизни на корабле я с наслаждением вкушал пребывание в солидном доме своего деда. Мною постепенно овладевало приятное чувство безопасности и уверенности в том, что с палубы не раздастся тревожный крик Сатурнина, чтобы я держался, так как мимо нас проходит теплоход „Прага“. При этом я размышлял о том, что мне придется серьезно поговорить с Сатурниным. Дело в том, что на нашем судне доктор Влах иногда выражался о дедушке с определенным сарказмом, и Сатурнин слушал эти разговоры с нескрываемым удовольствием. Я боялся, как бы у Сатурнина таким образом не возникло чувство непочтительности к дедушке, и ругал себя за то, что не препятствовал этим разговорам.

Я отнюдь не хочу сказать, что доктор Влах сплетничал о дедушке. Такие вещи он говорит ему и в глаза. Однажды, когда дедушка сказал, что видимо дни его сочтены, доктор Влах заметил: „Я представляю себе это так, что вы тихо отправитесь на тот свет, в то время как присутствующие при этом родственники будут колотить вас чем-нибудь твердым по голове, потому что иначе вы бы вообще не умерли!“ Дедушка смеялся над этим целых пол года.

Я подготовил торжественную речь, в которой хотел рассказать в кратком жизнеописании дедушки о его заслугах в ознакомлении нашей страны с идеей электрификации, и закончить ее возвышенной тирадой о положительных свойствах этой исключительной личности.

Я как раз решил встать с кровати, когда раздался почтительный стук в дверь, и вошел Сатурнин. Он пожелал мне доброго утра и сказал: „Какая пташка раньше проснулась, та скорее и корму нашла, лето пролежать, зимой с сумой побежать“. Затем он сообщил, что погода хорошая, но хвали утро днем, и день вечером, от судьбы не уйдешь и где черт не сумеет, туда бабу пошлет.

Вы не привыкли к особенностям разговорной речи Сатурнина, но я сразу понял, что приехала тетя Катерина. Я не могу сказать, что это меня обрадовало. Тетя Катерина безусловно не входила в мои мечты об отпуске. Она была для меня символом самых разнообразных неприятностей.

Мои предчувствия оправдались еще в то же утро. Тетя Катерина устроила сцену, пожаловавшись дедушке, что Сатурнин с ней не поздоровался, а Милоуша прямо-таки обидел.

Сатурнин учтиво отрицал этот факт, утверждая, что у него и в мыслях не было молодого человека обидеть, а с мадам он поздоровался совершенно определенно. Он даже помнит, какими словами он приветствовал ее. Он сказал „Здравствуйте“.

Тетя воскликнула, что это дерзкая ложь. Сатурнин нарочно искажает факты, и она не повредилась в уме. Когда он ее увидел, он состроил гримасу и сказал: „Вот так здрасьте!“ По ее мнению это не приветствие. Она была весьма рассержена, но это были пустяки по сравнению с Милоушем. Не успел он забыть случая с сигаретой, как Сатурнин снова обидел его до глубины души. Целый месяц Милоуш растил свои усики, состоявшие приблизительно из одиннадцати вкривь и вкось торчащих волосков, и обида, которую ему пришлось вынести, касалась этого мужественного украшения.

Дело в том, что когда Милоуш, верный своему намерению не обращать на Сатурнина никакого внимания, с самолюбивым выражением лица проходил мимо него, Сатурнин преградил ему путь и, глядя на его верхнюю губу с притворным испугом, воскликнул: „Что с вами случилось?“ Милоуш был настолько этим огорошен, что глупо спросил: „Когда?“, затем бросился бежать и заперся в своей комнате. Дедушка сделал Сатурнину замечание, но после его ухода сказал тете Кате, что Милоушу следовало бы при общении с людьми закрывать нижнюю часть лица чистым носовым платком, раз уж у него на губе выросла такая штука.

После обеда пошел дождь. Мы играли с дедушкой в шахматы, и я систематически проигрывал. Дедушка меня разбил наголову. Если принять во внимание его возраст, то играет он замечательно. После пятой партии он снисходительно улыбнулся и предложил заняться чем-нибудь другим. Потом он рассказал мне интересную историю, происшедшую с ним в молодости, когда он служил солдатом в Италии, и в него влюбилась графиня. Милый старик.

Как только стемнело, я ушел в свою комнату, так как мне не хотелось играть с тетей Катей в джокера.

В понедельник была опять дождливая погода. Дедушка был не в духе, потому что его мучила подагра. Он бранился как гусар, но это понятно. Когда у него ничего не болит, он мил и весел и готов любого человека вызвать на классическую борьбу. Но об этом разговор еще будет. День отчаянно тянулся, и только к вечеру боли у дедушки утихли. Затем мне пришлось выслушать историю о том, как дедушка служил солдатом в Италии и как в него влюбилась какая-то графиня.

Я слушал его невнимательно, так как ту же историю дедушка рассказал мне в предыдущий день. Про себя я думал о том, как это странно, что прошли два дня, а Сатурнин еще не выкинул никакой штучки. Я постучал по дереву, и дедушка рассеянно сказал: „Войдите!“ Потом он продолжал рассказывать.

Зато на следующий день Сатурнин вознаградил себя за все упущенное. Он уверил дедушку, что умеет управлять машиной. Дедушка радостно приветствовал это известие и пожелал прокатиться в стареньком Форде, уже десятки лет ржавевшем в гараже. Сатурнин достал где-то бачок с бензином, и около десяти часов они тайно выехали. Никто из нас об этом ничего не ведал, и переполох настал только тогда, когда дедушка не явился к обеду.

Приблизительно в три часа приехал Сатурнин на велосипеде, а дедушку привез извозчик. Я ни малейшего понятия не имел о том, что произошло. Дедушка не переставал дрожать в течение всего дня и время от времени тихо восклицал: „Господи Боже мой, Господи Боже мой!“ Сатурнин снова куда-то уехал.

Тетя Катерина требовала рассказать ей, что собственно случилось. Однако о происшествии я знал также мало, как и она. Потом она принялась болтать о каких-то нетерпеливых наследниках и о покушении. В конце концов, она сказала: „Не рой другому яму, сам в нее попадешь. Черт во что ни нарядится, все чертом останется“.

Всю среду лил дождь. Тетя Катерина меня не пустила к дедушке, так что я занялся чтением. Я прочитал книгу Почкование, — не помню точно, как эта книга называлась. Написал ее какой-то профессор, и я испортил себе этим чтением весь день. Вечером дедушка приказал позвать меня и рассказал мне о том, как он служил солдатом в Италии. Тут уж ничего не поделаешь — я его туда не посылал. Перед сном я думал о том, какими прекрасными могли быть эти дождливые дни, если бы я проводил их в обществе мадемуазель Барборы.