Андрей Шляхов - Из морга в дурдом и обратно

«Значит, я не шизофреник, — слегка успокоившись, подумал Данилов. — Налицо депрессия и слезы — я всего лишь психопат».

Грань между этими двумя понятиями была зыбкой и расплывчатой, так же, впрочем, как и грань между нормой и патологией в психиатрии. Даже сами преподаватели признавались в том, что далеко не всегда могли отличить здорового от больного. Колебались, совещались, подстраховывались, но ответить самому себе на вопрос, болен пациент или здоров, так и не могли.

— Самый памятный случай в моей практике, — разоткровенничался однажды перед студентами заведующий кафедрой психиатрии, академик и автор множества учебников, — случился с одним пациентом, которого суд направил на психиатрическую экспертизу. Это был очень способный мошенник, занимавшийся организацией каких-то крупных дел. Такой представительный, высокий мужчина, еще довольно молодой (ему и тридцати не было), крепкий на вид, но имевший некоторые симптомы, которые и насторожили судью. Мы нашли с ним контакт практически с первых же минут его пребывания в отделении. Он активно, с охотой, шел на контакт, рассказывал о своей жизни, о том, что мать его была женщиной со странностями, хотя на учете у психиатра не состояла. Ну, анамнез — это в принципе самое легкое для заучивания и изложения. Выдать правильную симптоматику, да еще убедить врачей в ее достоверности — гораздо сложнее. В разы, если не в десятки. Так вот, этот пациент выдал нам такую классическую галлюцинаторно-бредовую симптоматику, что прямо хоть диссертацию на нем защищай. Месяц наблюдения в отделении не дал ни одного повода заподозрить симуляцию…

Если симулянта не разоблачили во время допросов, деликатно называющихся «беседами со врачом», то скорее всего разоблачат во время наблюдения за ним. Персонал в отделениях, где проводится экспертиза, приучен постоянно обращать внимание на то, что и как делают больные. Надзор можно назвать круглосуточным, кое-где он проводится и с применением современных технических средств — подслушивающих и подсматривающих.

Очень трудно притворяться постоянно, играть свою роль сутки напролет. Порой так и тянет расслабиться, например насвистеть в душе веселенький мотивчик. Услышит медсестра, как веселится за закрытой дверью «депрессивный» пациент, скажет врачу — и вот еще один симулянт вместо больничной койки отправляется на солдатскую, а то и на нары.

Проколоться можно по-разному, ну а те, кто ни разу не прокололся, получают диагноз. Окончательный диагноз, бесповоротный, на всю оставшуюся жизнь. Ярлык «психа» снять гораздо труднее, чем получить.

— …и в итоге был выставлен диагноз «Шизофрения, параноидная форма, непрерывное течение, галлюцинаторно-бредовой синдром». Но как при таком заболевании он мог придумывать и проводить свои грандиозные аферы, для всех нас осталось загадкой. Да, конечно, вы мне сейчас напомните, что многие гении были шизофрениками, но тут ситуация особая, ведь мы имели дело с талантливым преступником. А преступник должен правильно оценивать обстановку, делать правильные выводы, правильно планировать, правильно подбирать людей. А поймали его случайно — столкнулся на Тверской с одной из своих жертв. Та его узнала, вцепилась мертвой хваткой и так далее. Вот вам пример из жизни…

Предусмотрительная Елена привезла гамбургеры в термосумке, не совсем верно называемой в обиходе «сумкой-холодильником».

— Зачем восемь штук? — изумился Данилов, заглянув в коричневый бумажный пакет с логотипом. — Я же столько не съем, а холодильника в отделении нет!

Он не лгал — холодильника, предназначенного для хранения продуктов, принадлежащих пациентам, в отделении действительно не было, так как все скоропортящееся находилось под строгим запретом и в передачах не принималось. Печенье, пряники, сухарики, леденцы — другое дело.

— Я тебе помогу. — Елена достала из пакета один чизбургер, развернула и откусила небольшой кусочек. — Ой, как вкусно!

— Чем вреднее еда — тем вкуснее. — Данилов последовал ее примеру. — У нас тут кормят так, что никакого атеросклероза с ожирением не дождешься, но невкусно.

Говорить с набитым ртом было неудобно, поэтому на некоторое время беседу пришлось прервать.

Разумеется, через пять с небольшим минут пакет опустел.

— Запивать будешь? — Елена достала из пластикового пакета литровую бутыль с квасом.

— Похвальная предусмотрительность! — оценил Данилов и, не отрываясь, прямо из горла выдул половину.

Квас был хорош, из настоящих, не «химических», приготовленных смешиванием ряда вредных ингредиентов. К месту вспомнилась одна из любимых поговорок матери: «Квасок для инока дороже причастия».

— Оголодал, отощал, — покачала головой Елена. — Бедный Вова…

— Зато ты все хорошеешь. — Данилов сказал правду: Елена выглядела прекрасно. — И этот новый свитер тебе так идет…

— Розовый цвет к лицу всем женщинам, — улыбнулась Елена.

— Не скажи, далеко не всем.

— И еще я поправилась на три килограмма. Но что мы обо мне заговорили — давай рассказывай, как ты?

— Нормально. — Данилов коснулся рукой щеки. — Вот, бороду отращиваю.

Как же приятно было сидеть вот так на старом, потертом, прикрученном к полу диване рядом с Еленой, смотреть на нее, разговаривать с ней, вдыхать запах ее духов… Опять же повезло — в комнате, кроме них, никого больше не было. Свидание проходило, можно сказать, в интимной обстановке.

— Борода тебе идет, — сказала Елена.

— Она скрывает мой безвольный подбородок и придает лицу некоторую округлость.

— Какая там округлость, Вова, — вздохнула Елена. — Ты когда в зеркало последний раз смотрелся?

— Дай бог памяти, в каком это году… Дома еще смотрелся. Здесь нет зеркал.

— Тогда держи! — Елена достала из сумочки маленькое квадратное зеркальце и протянула его Данилову.

Из зеркала на Данилова смотрел дедок с всклокоченными волосами и неопрятной жидкой бороденкой. Глаза и нос у дедка были знакомые, даниловские.

— Закусай меня корова, забодай меня комар… — Данилов вернул зеркальце Елене.

— Ты расстроился? — участливо спросила она, пряча зеркальце в сумочку. — Зря я, наверное…

— В этой жизни ничего не бывает зря. — Данилов ободряюще подмигнул Елене, но его показная веселость не обманула ее.

— Все хорохоришься, Вова…

— Ага! — весело подтвердил Данилов. — Не хорохорился, так уже, наверное, помер бы.

— Все так плохо? — Красивые глаза Елены моментально увлажнились, а голос задрожал. — Может быть, тебя перевести?

— Куда? — скривился Данилов. — Вспомни любимую поговорку доктора Жгутикова — «Хрен на хрен менять — только время терять». Везде одно и то же. Вот если домой…

Закинутую удочку сразу же сломали.