Елена Колина - Взрослые игры

— Отвечай быстро, не задумываясь, да или нет, — велела я.

(Сейчас я так ловко задам свои вопросы, что он покраснеет, отведет от меня виноватый взгляд, и тогда я скажу «Aral»)

1. Чувствуешь ли ты печаль, растерянность или обиду из-за уходящей молодости?

— Да.

2. Можно ли вернуть молодость при помощи связи с юной девушкой?

— Да.

3. С молодой длинноногой секретаршей? Которая годится тебе в дочери, — уточнила я.

— Да.

4. Ей нужны твои деньги или ты?

— Да.

5. Кому принадлежат квартира, дача и половина фирмы?

— Да.

6. Считаешь ли ты, что к тебе можно применить утверждение: «Э-эх, старый ты дурак…»?

— Да.

— Хорошо, спасибо, сейчас я сообщу тебе твой диагноз, — сказала я. — У тебя налицо кризис среднего возраста.

— Не уверен. Могу проверить свой ассортимент по всем торговым точкам, но так, навскидку, вроде нет… — сказал Никита, уставившись на меня остекленевшим взглядом, и даже приоткрыл рот, изображая тупую старательность.

Солидный дяденька в самом расцвете сил, а играет со мной в клинического идиота!.. Надеюсь, ему не придет в голову вывешивать язык и подволакивать ногу прямо за столом в ресторане.

Я довольна. Считаю, что очень хорошо все выяснила у Никиты и четко дала ему понять о наших планах.

Осталось только одно.

— Никита, а кто она? — в лоб спросила я, убежденная, что прямой путь самый лучший.

Глядя мне в глаза, Никита с подкупающей откровенностью сказал, что у него нет ни одной любовницы, ни молодой, ни среднего возраста, ни старой.

Поздравляю вас, гражданин Соврамши…

Мой старый друг Никита лжет.

Любой проф. психолог может с легкостью распознать ложь. Есть множество признаков — сначала мгновенная растерянность, затем взгляд уходит наверх и вправо, а рука тянется к кончику носа. Еще может измениться тембр голоса, но это бывает не всегда, поэтому многие предпочитают врать по телефону. Еще хорошо врать по радио, значительно лучше, чем по телевизору. Хотя и по телевизору только в этом году нам наврали столько, что хватит на целый учебный фильм. Особенно наглядно врали по разным нашумевшим делам, и если бы я не боялась, что мой Дневник найдут и опубликуют, я бы непременно написала, по каким именно, — по количеству заложников и по делу ЮКОСа.

Вот и Никита — насмотрелся вранья по телевизору и солгал мне, своему старому другу…

У Никиты зазвонил мобильник.

Никита взял трубку и принялся что-то записывать на салфетке. Из трубки неслось: орехи, зелень, чистящие средства, изюм, индейка, миндаль, сметана сорок два процента жирности и не процентом меньше…

— Алена будет индейку фаршировать, — пробормотал Никита, — она в последнее время совсем уж раскомандовалась, прямо как ефрейтор на сборах…

Бедная Алена, она боится задать Никите свой главный вопрос, и поэтому ей сейчас гораздо легче отдавать приказы.

Мы попрощались. Никита пошел к себе в офис, а я пошла к себе в машину. Достала из сумки поющий телефон. Алена, конечно, кто же еще…

— Пожалуйста… Ты… проследи за ним немножко, а?.. Ну, пожалуйста…

Если бы Алена, как обычно, обратилась ко мне в своем любимом командном стиле. Если бы у Алены не был такой внезапно жалобный голос, как будто она тонула, а я была ее последним кустом, растущим посреди водной глади. Если бы я в последний раз не слышала от нее «пожалуйста» на экзамене, когда она выпрашивала у меня шпаргалку прямо перед носом преподавателя истории. Если бы я не была психологом и не поняла, что она перешла ту самую границу, за которой человек уже ничего не стесняется, потому что ему очень больно… если бы не все это, я бы ни за что!..

А так я сразу поняла: шпионить за Никитой нехорошо, а собирать материал для докторской диссертации — хорошо. Отъехала в переулок, выскочила из машины и, озираясь по сторонам, как настоящий ученый-экспериментатор, перебежала дорогу и заняла наблюдательный пост в подъезде наискосок от Никитиного офиса.

Как пишут в детективах, казалось, время остановилось, и мгновения текли бесконечно, но я терпеливо ждала, когда же моя преданность Алене увенчается успехом.

А в детективах, кстати, пишут неправду, если бы я знала, что я увижу, если бы я только знала… Лучше бы моя преданность Алене увенчалась неудачей…

Вообще-то у меня с собой кое-что было. Один Реверте, один Шопенгауэр и один Довлатов — вот сколько у меня с собой было маленьких книжечек. Эти маленькие книжечки в мягких обложках произвели революцию в моей жизни. Если бы я шпионила за Никитой до перестройки, мне бы пришлось читать один толстый том с золотым обрезом. Так что я немного отвлеклась от своей слежки и полистала Довлатова и Шопенгауэра, а когда решила проверить свой объект, то увидела, что Никита стоит у своей машины и держит за руку женщину…

Плохо… С другой стороны, хорошо, что это хотя бы женщина, а не официант…

Я сразу же поняла, что эта женщина и есть Никитина любовница. Не знаю, все ли почувствовали бы эти невидимые глазу любовные токи между ними или только я как психолог. Любовница мне не понравилась — никогда не встречала такую неприятную, необаятельную, отталкивающую особу. Не важно, что я ее вообще не видела, потому что она стояла ко мне спиной, все равно первое впечатление самое верное.

Зачем я уступила Алене, зачем? Зачем играла в Джеймса Бонда, собирающего в подъезде материал для докторской диссертации? Я все равно не смогу описать Алене фигуру любовницы, потому что Алена бы расстроилась, — наша любовница была высокой и стройной.

Любовница развернулась в мою сторону, и тут мне наконец повезло — я смогу сказать Алене: маленьким, неприятным нам личиком Никитина любовница напомнила мне какого-то несущественного зверька… ласку, хорька, возможно, варана. Нужно будет дома заглянуть в «Большой атлас животных». «Большой атлас животных» — это я образно, думаю, млекопитающих будет достаточно.

Еще я ни за что не скажу Алене, что ее муж два раза поцеловал варана — один раз в правую щеку, а другой раз не знаю куда — я вовремя успела закрыть глаза.

И тут в меня вдруг вселился настоящий друг и борец за права Алены. Этот борец вышел из подъезда и, чеканя шаг, направился к Никите с тем, чтобы сказать: «Ага!»

— Ой, привет, а я… решила вернуться и съесть еще один десерт, — сказала я. — А почему ты нас не познакомишь?

— Это Лерочка Васильева, — дурацким голосом сказал Никита, не сводя глаз с любовницы. Не помню, чтобы он так нежно смотрел на что-нибудь, не относящееся к еде.

— Валерия Петрова, — поправила любовница. В целом все было ясно, но у меня оставалось еще несколько вопросов:

1. Почему Никита нетвердо знает фамилию своей дамы?

2. Почему взрослые люди целуются на улице как школьники? И если уж на то пошло, почему Никита целует свою любовницу в щеку?