Елена Колина - Взрослые игры

Оказалось, что пиар-кампания заключается в презентации книги в Москве (поеду в Москву!), в Доме кино (в Доме кино!).

— Ну и еще пресса, — добавила Марина.

Ну и еще пресса!..

Марина продолжала говорить (видимо, что-то незначащее, ведь в целом все было уже понятно), а я пошла к себе в комнату, залезла с телефоном под одеяло и немного так полежала. Там, с головой под одеялом, в тишине, я смогла спокойно подумать — неужели это я?..

Вдруг из телефона донесся мужской голос.

— Начнем прямо сейчас, — сказал мужской голос. — Газета «Кинообозрение».

Я не расслышала — что газета «Кинообозрение»? Но переспрашивать было неудобно, потому что я все равно была под одеялом, но, оказывается, уже давала интервью.

— Вы понимаете, что открываете в российском кино новый жанр? — Тон очень профессиональный, видимо, опытный журналист.

О чем он говорит? Какой жанр?

— Я… ну, я просто написала про одну особу… Она психолог, живет с дочкой, у нее есть подруги, Алена и Ольга, и еще Лысый… это я все сочинила…

Видели бы мама, Мура, Ольга, Алена, Ирка-хомяк, Петр Иваныч и Лысый, и… Андрей тоже мог бы это увидеть: я, как Березовский, сижу в изгнании на своей кровати и даю телефонное интервью!

— Какое у вас хобби? — поинтересовался журналист.

— Хобби, у меня? А… дайвинг и прыжки с парашютом. — Я хотела уточнить, что это мое мысленное хобби, но журналист уже закончил интервью.

Но это же правда! Я всегда мечтала быть такой бесстрашной спортсменкой, просто мне мешало что-то подсознательное — думаю, природная трусость.

— Мы позвоним и назначим день подписания договора, — сказала исполнительный директор. — До свидания.

…А как же переговоры?..

Ура, ура, ура!

Вот она и пришла, моя слава. И мама ко мне тут же пришла, и Алена, и Ольга, и Ирка-хомяк тоже пришли ко мне!

— В это невозможно поверить! Какая удача! — говорили все. Я загадочно улыбалась. Имела в виду, что по-настоящему хорошие книги всегда экранизируются. Для нас, писателей, это в общем-то обычное дело.

Мы так вдохновенно обсуждали кинопроцесс, что я даже не заметила, как съели все мамины блинчики с творогом, всю Аленину шарлотку и весь Иркин салат оливье… И нам с Мурой ничего не осталось на завтра, кроме Ольгиных пирожных из «Севера».

Особенно мы разволновались, представляя, как я буду проводить кастинг и раздавать роли.

Мама, Алена, Ольга и Ирка-хомяк уже взрослые и не хотели сниматься в кино, но они все равно смотрели на меня как на источник приятного в будущем (презентации, знакомства с известными актерами, и… что там еще бывает в кино?).

Ну а Мура, конечно, будет сниматься.

Перед уходом Ирка-хомяк зажала меня в углу прихожей. Она все еще старается не улыбаться и не поднимать брови, а теперь решила, что вообще не будет пользоваться лицом до премьеры.

— Эпизод, — сквозь зубы сказала она, — ты меня понимаешь?

— Что эпизод? — не поняла я.

— ПетрИваныч хочет сниматься в эпизоде. Стесняется сказать.

— Может быть, я смогу что-нибудь сделать, — скромно ответила я. Приятно, когда к тебе обращаются с просьбами и ты можешь помочь.

Перед сном думала о будущем, о своем. Как мне остаться простым милым человеком. Обычным, незнаменитым людям легко быть милыми, а вот знаменитостям трудно, почти невозможно вынести испытание.

Что касается денег, то тут я не особенно волнуюсь. Я уже выносила испытание бесконтрольной тумбочкой. Если денег будет больше, чем я смогу вынести, сделаю ремонт, и все, нет денег — нет проблемы. Ну, и подарки всем. Мне давно кажется, что Лев Евгеньич втайне мечтает о таком плюшевом доме, как у Саввы. Не знаю, где я возьму такой большой дом, придется шить на заказ.

Что же касается славы — вот тут я ни за что не потеряю человеческий облик. Останусь таким же простым доброжелательным человеком.

Вообще в моей новой профессии нужно быть чрезвычайно осторожной. Если человек делает что-то осязаемое, это всегда можно объективно оценить — например, кто больше сделал деталей, тот и молодец. А в нашем кинотворчестве нет объективной оценки. Что лучше, кино по Шекспиру или по Толстому, по Тютькину или Пупкину? Пусть мое кино оценивают потомки, а я буду просто скромно делать свое дело, не сравнивая себя с другими великими пишущими для кино авторами.

…Обо всех этих фильмах критики что-то написали.

А обо мне никто.

Ну и пусть, эта слава мне тьфу! Вот только сейчас встану и на минутку зайду в Интернет, посмотрю, в каких сайтах про кино я упоминаюсь и сколько раз.

Оказалось, не упоминаюсь нигде, странно. А может быть, меня пригласят в Голливуд? Или хотя бы в телевизор? Буду мелькать на телеэкране в ток-шоу… Андрей любит переключать каналы и смотреть погоду. Включит питерский канал — там температура воздуха и я, переключит на канал СТО — там давление воздуха и я.

Еще меня пригласят в какую-нибудь рейтинговую передачу. Лишь бы не «Что? Где? Когда?». Гораздо лучше дать большое интервью. И записать его на кассету. Когда придут гости, я незаметно поставлю свою кассету и скажу: «Ой, смотрите, это я в прямом эфире».

Завтра же начну вести «Отдельный Дневник Моей Славы».

…Не может быть, что у меня болит зуб, — наверное, это просто нервное.

3 декабря, четверг

Больно! Больно, мне так больно, что я даже не могу думать про кино, а только про свой зуб.

Получается, что я живу на Невском все равно что в своем околотке — все прямо тут, и никуда не нужно ехать. А ведь люди специально одеваются, чтобы ехать в центр, не то что я, — в домашних джинсах выскакиваю на Невский в булочную или в Дом книги. Или в стоматологическую клинику. Нельзя сказать, что я не слежу за собой или плохо выгляжу с распухшей щекой и в пижаме, просто я тут живу в своем околотке.

Наверное, эта клиника рядом с моим домом — очень хорошая клиника, потому что дорогая. Но я же все равно скоро получу гонорар за кино.

Клиника называется «Тара». Какое приятное название, как будто мы не на Невском, а в Джорджии.

— Зачем вы меня привязываете? — подозрительно спросила я.

— У вас очень сложный зуб, — уклончиво сказала врач, милая молодая женщина. — Я вас просто фиксирую.

Сложный зуб, хм… звучит романтично. У кого-то сложная личная жизнь, а у меня сложный зуб. Я преисполнилась важности. Вот какой я интеллигентный человек, в моем внутреннем мире все такое сложное — и мысли, и чувства, и зубы…

Но зачем меня привязали, то есть зафиксировали, зачем? Неужели я со своим сложным внутренним миром произвожу впечатление человека, способного покусать эту милую молодую женщину почем зря?..

…Все-таки правильно сделали, что меня привязали, — действительно очень сложный зуб. Оказалось, что у меня есть индивидуальная особенность организма — я закрываю рот при приближении ко мне щипцов и зеркала. Особенно бормашины.