Валерий Романовский - Белая кость

Поначалу клетку с ее обитателем определили на мостике, подвесив на кабельную трассу эхоледомера. Попав в необычные условия, попугай таращил на окружающих глаза и очень походил на артиста Хазанова в его известном концерте. Энергично крутил башкой, как бы принюхиваясь к воздушной струе, которую лодочный вентилятор усердно гнал с камбуза через верхний рубочный люк. Время от времени о чем-то удивленно трепался на своем тарабарском языке, местами весьма напоминавшем испанский.

Рассмотрев его внимательней, боцман заключил:

— Все, братан, приплыли! Теперь ты на подводной лодке. Будем из тебя подводника делать.

От этих слов, а может быть от обилия нахлынувших впечатлений, но он тут же… «сходил» в еще чистую клетку большой полужидкой кучей.

Это вызвало оживленную реакцию зевак.

— От него уже сейчас, как от настоящего подводника, не остается предметов жизнедеятельности, только одни продукты! — съязвил кто-то из присутствующих.

Очарованный видом экзотической птицы, корабельный врач заметил:

— Да, мир не идеален. Даже самый красивый попугай и тот гадит, как простой баклан. Но запоры, чувствую, ему пока не страшны.

— А почему он такой зеленый? — спросил у боцмана молодой сигнальщик Петренко, первый раз в жизни увидевший подобное чудо природы.

— Да, видать, его с детства на пальмах укачивало, вот и позеленел. А из яйца-то он наверняка вылупился «белым и пушистым».

— Да ну?! — искренне удивился наивный Петренко, поверивший своему начальнику на слово.

— А у нас, в деревне, мой друг сову держал. Кто-то из взрослых убедил его, что это попугай, он и поверил. Мы маленькие были доверчивые. В зоопарк-то нас не водили, как городских ребят.

— А что, сова-то говорящая была? — полюбопытствовал врач.

— Да нет, не говорила. Но так, стерва, внимательно слушала! Всем просто казалось, что она вот-вот фактически заговорит. Долго ждали, но попусту!

Кубу покинули ночью. Заняв точку погружения, ушли под воду и зону действия противолодочных сил США преодолевали в подводном положении. Подводную лодку в этот раз противник практически не искал.

Так бы и продолжалось наше подводное плаванье — до зарядки аккумуляторной батареи, если бы не попугай, клетка с которым находилась в ЦП.

Поначалу он гордо сидел в клетке и крутил башкой, «знакомясь» с окружающими его людьми и необычной обстановкой центрального поста. Время от времени что-то курлыкал, о своем, о птичьем. Из всего, им произнесенного, четко разбиралось одно слово — «амиго».

Вдруг присутствующие отчетливо услышали короткий шипящий звук. Потом еще один, в той же тональности.

Никто бы не обратил на это особого внимания, если бы не появившийся вдруг запах.

Минер, стоящий на вахте, ошеломил присутствующих заявлением:

— Наш «амиго»-то, кажется, воздух портит!

— Да такого быть не может...! — пытался возразить доктор.

Но минера поддержал старшина команды трюмных:

— Да чего там, я сам слышал, как он два раза пёрнул.

— Как, пёрнул ? Не может такого быть! Я же ведь не слышал!? — растерянно произнес доктор.

— Да, пукнул-то он тихо, ну.....ну, как мяч ... на гвоздь... напоролся, а результат-то, вот, все ощущают, — пояснил мичман.

— Ну, прямо, не попугай, а чудеса тропической экзотики, — улыбнулся минер. — Я, кстати, анекдот вспомнил на эту тему, так в нем, один «мичуринец», взял и скрестил попугая со скунсом. Знатная зверушка получилась на выходе.

— Чем же знатная-то? — поинтересовался доктор.

— Да зверек все время нагло пердел и каждый раз громко и вежливо извинялся.

Часа за четыре до плановой зарядки батареи наш «амиго» вдруг стал закатывать глаза. Через минуту, как сноп, он осел на дно клетки и завалился на бок.

Как оказалось, далеко не новые лодочные магистрали воздуха высокого давления — подтравливали и давление внутри прочного корпуса лодки за период подводного перехода значительно повысилось. Вот попугаю и поплохело. Нежная, никогда доселе не бывавшая в шкуре подводника, птица, не выдержала и потеряла сознание.

О случившемся вахтенный офицер немедленно доложил старшему похода. В каюту к тому немедленно были вызваны: командир, штурман, механик и разведчик ОСНАЗ.

На коротком совещании, уточнив место корабля и возможность появления в районе противолодочных сил вероятного противника, Макаршак приказал всплыть в надводное положение и готовить корабль к зарядке батареи.

С открытием верхнего рубочного люка он лично поднял на мостик клетку с попугаем. Пока продували балласт и выбрасывали мусор, попугай продолжал лежать в клетке бесформенной цветной кучей.

Опасение, что «презент» может не доплыть до адресата, сильно беспокоило Макаршака. Он нервно курил одну сигарету за другой. Мозг судорожно искал выход из создавшегося положения. Напряженно размышляя, он на всякий случай решил определить круг виновных в происшедшем. Но кого же назначить ответственным за попугая?

Перед собой начальник всегда ставил реальные задачи. Для выполнения же нереальных — существовали подчиненные. И он решил возложить ответственность за птицу на доктора.

Свежий, теплый ветер и нормальное атмосферное давление наконец оказали чудодейственное влияние. Веки попугая мелко задрожали, через несколько минут открылся сначала один глаз, а чуть позже — и другой.

К заступлению смены попугай, еще не совсем уверенно, но уже стоял на «своих двоих». Вид у него был далеко не такой бодрый, как первоначально. Он заметно сник. Любопытство во взгляде пропало напрочь. Похоже, он оставался в состоянии прострации.

На вахту заступал капитан-лейтенант Нечаев — помощник командира подводной лодки. Тучный, заметно располневший за поход, он необъяснимо раздражал находящегося на мостике начальника. Подворачивался реальный случай сорвать накипевшее на нем.

С трудом подняв на мостик располневшее тело, Нечаев попросил разрешения старшего на прием ходовой вахты.

Макаршак, глядя на попугая, тихо проговорил:

— «Попка» хороший, «попка» хороший, а вахтенный офицер — говно! — Вдохновенно «набирая обороты», минут десять, как кашу по тазику, в свое удовольствие, смачно «размазывал» он Нечаева.

Наконец, сбросив накопившийся запас отрицательных эмоций и слегка утомившись, он уже спокойно, заметил:

— Что же вы, Нечаев, так растолстели-то? Скоро в люк не пройдете! Наверное, от хорошей да спокойной жизни!? Чувствую, в пороках погрязли по самое «не хочу»?! Да, верно говорят, что все, что есть хорошего в жизни подводника, на должности помощника командира корабля со временем становится либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению! Осмотритесь! Это меня очень настораживает и наводит на нехорошие мысли!