Сью Таунсенд - Адриан Моул: Годы прострации

Я мысленно перенесся в тот славный майский день, когда под весенним солнышком с цветущих вишен сыпались белые лепестки — деревья словно разбрасывали конфетти, празднуя победу Лейбористской партии. Я был молод тогда и полон надежд и верил, что мистер Блэр, повторявший как мантру «Образование. Образование. Образование», преобразит Англию — и люди в ожидании автобуса начнут беседовать меж собой не о погоде, но о Толстом и постструктурализме. Увы, эта мечта далека от осуществления, если даже мой родной отец считает галерею «Тейт-Модерн» сильно увеличенной копией сахарного кубика.

У стойки с мясными блюдами мать принялась расхваливать Гордона Брауна — какой он представительный, умный и твердый, как камень. Георгина, пристально изучавшая говядину, свинину, баранину и индейку с целью выбрать куски посочнее, съехидничала:

— Северный склон Эйгера каменный и твердый, но, в отличие от мистера Брауна, куда более приветливый и выразительный.

По словам Георгины, когда она работала пиарщицей в Лондоне, по городу ходили упорные слухи, будто у Гордона Брауна заболевание лицевых нервов. Но моя мать гнет свое: мол, мистер Браун обладает всеми качествами, которые ей нравятся в мужчинах, — суровый, загадочный интроверт, совсем как Рочестер из «Джейн Эйр». Мать становится все более начитанной. Она проглатывает по четыре романа в неделю, называя это подготовительным этапом к написанию автобиографии. Ха! Ха! Ха!

Еда в пабе была вполне сносной, но я по-прежнему скучаю по воскресным обедам моей бабушки. Никакое мясо не заменит ее хрустящего йоркширского пудинга и аппетитной жареной картошки. Когда мы налегали на мясо (все взяли говядину, кроме Грейси, которая предпочла «Пирата» — рыбные палочки и повязку на глаз), отец задумчиво произнес:

— Я вот тут прикинул. Эта чертова жратва обошлась нам по шесть фунтов с носу, не считая Грейси, ее «Пират» потянул на четыре. Общая сумма — двадцать восемь фунтов! А сколько стоит приличный кусок сырой говядины? — Он воззрился на мою мать, потом на Георгину. Те ответили ему недоуменным взглядом; похоже, обе были не в курсе. — Чуток мясца, горстка овощей!.. Да он на нас наживается! — И отец принялся подбирать остатки соуса на тарелке.

— Это и есть капитализм, — напомнил я отцу. — Разве ты не ратуешь за капиталистическую систему? Или у тебя вдруг случилась переоценка ценностей?

Любопытно, неспособность вникнуть в элементарные правила бизнеса — уж не первый ли это признак Альцгеймера?

Мимо прошествовал Том Уркхарт, хозяин паба. Он с самого начала невзлюбил нашу семью. Я толком не разговаривал с ним с того дня, когда попросил установить в туалете кабинку для инвалидов в расчете на моего отца. Уркхарт отказал по смехотворной причине, якобы «кабинка для инвалидов не сочетается с атмосферой старины, царящей в пабе, — еще монастыри не разогнали, а „Медведь“ уже здесь стоял» [11] Массовое упразднение монастырей произошло при английском короле Генрихе VIII (1497–1542), который, рассорившись с Папой Римским, провел церковную реформу. .

Когда я заметил ему, что солдаты в армии Кромвеля нередко получали увечья, массово лишаясь рук и ног, Уркхарт молча повернулся ко мне спиной и начал переставлять посуду на полках в баре [12] Армия Кромвеля, одного из вождей английской революции, просуществовала с 1642 по 1660 г. .

У нас кончился соус, но просить Уркхарта не хотелось. Я просто взял соусник и отправился на кухню, где наткнулся на шокирующее зрелище: ученик повара Джейми Бритон покрывал поцелуями загривок Кэт Уркхарт, жены хозяина. Я поспешил убраться, но, кажется, они меня заметили.

К великой досаде моей матери, я вернулся с пустым соусником.

— Я бы и сам пошел, — заныл отец, — но не знаю, протиснется ли мое кресло между столиками.

Мать схватила соусник, рванула на кухню — и тут же выскочила обратно. Я пытался понять по ее лицу, какое впечатление произвело на нее скандальное поведение миссис Уркхарт, но мать выглядела как обычно: все та же непроницаемая маска — тон-крем «Макс Фактор», наложенный на общую разочарованность в жизни.

Весь день шел дождь. Ручей на краю нашего участка бурлит. Мать опасается, что нас затопит. Я ее успокаиваю: местный почтальон Тони Уэллбек утверждает, что за последние десять лет наши угодья заливало водой раза два, не больше.

Письмо от мистера Планта.

Дорогой мистер Моул,

испанский.

P. S. Прошу больше мне не писать.

Последний день мистера Блэра в качестве премьер-министра Великобритании. Самое время попытаться улучшить свою репутацию — в конце концов, у него в запасе целые сутки.

К примеру, он может посетить больницу и пообщаться с тяжело раненными солдатами, служившими в Ираке.

В свой последний день на госслужбе мистер Блэр пообщался с Арнольдом Шварценеггером.

Теперь я точно знаю: мистер Блэр впутал нас в войну исключительно из личного тщеславия.

А потом и страну довел до полного безобразия. Я — атеист, но если вдруг окажется, что Бог есть, значит, это Он наслал библейский нескончаемый дождь на греховное наследие Блэра — казино, порнографию по телевизору, беспробудное пьянство, поножовщину и мгновенные кредиты. На Гордона Брауна я возлагаю большие надежды, это человек солидный, тяготеющий к земле и цифрам. Мне кажется, он — социалист в душе, и в резиденцию премьер-министра он войдет, как Кларк Кент в телефонную будку, — обычным человеком, а выйдет Суперменом.

Мать явно одержима мемуарной литературой, особенно воспоминаниями тех, кому выпало тяжелое детство. Сейчас она читает и перечитывает «Ребенок как вещь» [13] Автобиографическая книга американца Дейва Пельцера, опубликованная в 1995 г., о тяжелом детстве с матерью-алкоголичкой. . Сегодня вечером мать обронила:

— А не написать ли мне книгу?

Она явно ищет способ хоть как-то оправдать свою жизнь.

Официально объявлено об угрозе наводнения. Прибрежное население готовится к худшему.

Зашел к родителям отдать им нашу долю выплат по ипотеке. У них был включен телевизор, и я внимательно разглядел новых жильцов дома № 10 на Даунинг-стрит — чету Браун снимали перед резиденцией в день заезда. Мистер Браун выглядел так, будто ему только что пересадили рот и он впервые пробует улыбнуться новыми губами. И до чего же неуклюже он машет рукой!

— Бедняжка Сара, — вздохнула моя мать, — двое маленьких детей на руках, муж-трудоголик, а еще надо раскладывать все эти канапе и принимать почетных гостей.

— Почему ты называешь ее Сарой, вы разве знакомы? — удивился я.