Александр Покровский - Расстрелять! – II

Командующий, глядя в карту, икнул и рыгнул, отчего в рубке запахло обедом.

Коте и без того было нехорошо, а тут, после запаха обеда, тело выгнулось, стало жарко, потом холодно, опять жарко, и слюна – верный признак – потекла.

– Ну-у, доложите… – уставился на него адмирал. – Что тут у вас?

В рубке не было иллюминаторов, и Котя двинулся на адмирала, медленно гипнотизируя его бесчувственными глазами.

Тот почувствовал недоброе и запятился, засуетился, залопотал, по инерции все еще интересуясь обстановкой.

Отпрыгнуть адмирал успел, Котя рванул дверь, ведущую на трапик, потом крышку от трапика – вверх и… ха-ха-ха! – вниз по трапику захакало, хлынуло и тут же подобралось волной.

Торопливо отметав харч полуденный, Котя вернулся в вертикаль и нашел глазами адмирала: тот забился в угол.

– Товарищ адмирал! – сказал Котя, еле ворочая языком. – Разрешите доложить обстановку?

– Не надо, – замахал адмирал руками совершенно по-семейному, – занимайтесь тут сами.

И после этих слов адмирал позволил себе навсегда исчезнуть из рубки, а потом и с тральщика вообще…

Иногда меня спрашивают; «Ну как вы там в ОВРе [ОВР – охрана водного района] живете?» На что я всегда отвечаю: «С неизменным успехом» – и сразу вспоминаю, как Серега Батраков, наш старый, глупый старший лейтенант, радостно сбегая с корабля по трапу, как-то крикнул вахтенному:

– Эй, страшила, бригадир убыл?

Вахтенный не успел ответить, потому что из-под трапа послышалось:

– Батраков! Я не бригадир, а командир бригады, и хрена лысого ты у меня очередное звание увидишь.

Так и не дал Сереге капитана. Вот сука, а?

Как мы живем? Да нормально, наверное. Вот стоит в строю штаб бригады, а самым последним стоит лейтенант Дидло Сергей Леонидович, мой лучший друг. Он только что назначен в бригаду флагманским химиком. Штаб стоит в одну шеренгу. У них строевой смотр, и мимо строя идет командир базы. Подходит он к лейтенанту, останавливается и с миной брезгливости на лице, будто жабу видит, вытягивает из себя:

– Лий-ти-на-нт!

– Лейтенант Дидло, товарищ капитан второго ранга!

– Только хохлов нам и не хватало.

– Я русский.

– Кто это? – командир базы, поворотив свой лик хрестоматийно алкоголический в сторону, обращается уже к командиру бригады.

– Это флагхим. Новый, – отзывается тот.

– А-а-а… – командир базы возвращается к лейтенанту и, лениво уставясь себе под ноги, продолжает; – Лейтенант… уебать тебя, что ли?.. Ну что вы лезете все время в разговор? Что вы все время лезете! Вести себя не умеете?.. Так мы научим. Комбриг!

– Есть!

– Накажите его.

Комбриг быстро:

– Выговор!

Так и служим.

А в море вместе со штабом как выйдешь, так им, сволочам, на обед отбивные подавай. Нажарят отбивных и кормят этих ублюдков. За три дня все мясо сожрут, а потом еще месяц в море выходим на одних сухарях. Командира базы у нас зовут Дедушка Пак. Ему пятьдесят семь лет, он старый, гнусавый, вредный и злопамятный. Уже еле ползает, но все помнит, собака. Серега его как увидит, так всегда мне говорит: «Редкая сволочь, Саня, долетит до середины Днепра». Вот вползает тот Пак в сопровождении комбрига к оперативному, тяжело плюхается на табурет и спрашивает:

– Как у нас обстановка?

Оперативный набирает полную грудь воздуха и начинает: «То-то – там-то, это здесь», – а Пак посидит-посидит, свесив голову, с кислой рожей, а потом и скажет:

– Все-то вы мне врете. Дурите мне мозги, потому что я старый и больной. Комбриг!

Тот, подтягиваясь:

– Есть!

– Снимите-ка его, мерзавца, с вахты. Ту-ни-я-дец, прости Господи!

А вчера в четыре утра кто-то под окнами шлялся и пел: «В не-бе ве-сен-не-м, в не-бе да-ле-ко-м па-да-ли две-е зве-з-ды-ы-ы-ы… в ут-рен-н-ие са-ды-ы-ы…» Говорят, это у соседей скинули две звездочки со старшего лейтенанта.

Вот так мы и живем.

Обеспечивали мы лодочку. Задачу она сдавала: всплывала-погружалась, а мы – парочка тральщиков во главе с комбригом – создавали им иллюзию совместного плавания.

Когда эти выдры нанырялись и сдали свою задачу, решило наше начальство отметить это дело и по этому поводу отправилось к острову.

Есть у нас такой островок. Мы как только сделаем что-нибудь путное и при этом никого случайно не угодим, сразу же направляемся туда и там на травке отмечаем выполнение боевой задачи.

Причалили мы, вынесли все что положено на травку, расселись всем кагалом (штабом, разумеется) и начали отмечать.

Взял начальник штаба трехлитровую банку в обе руки, отпил для пробы и говорит:

– Это… не вино… по-моему…

– Да брось ты, – говорит ему комбриг, берет у него банку и делает глоток, а потом он замирает, и видно, как организм у него впитывает и соображает, а весь штаб смотрит на комбрига. Начальство есть начальство – как скажет, так и будет.

– Да-а… – говорит комбриг протяжно, – на вино это не похоже. Что же это? Вкус какой-то…

И тут:

– Товарищ комбриг! Товарищ комбриг! – бежит издалека вестовой. – Не пейте! Это не вино! Не вино это!

– А что это?! – кричит ему навстречу комбриг.

– Это проявитель! – подбежал вестовой, задыхаясь. – Проявитель… это… стоял там… перепутали…

Сомнения отпали и улетучились. И после того, как они улетучились, комбриг и начштаба одновременно рыгнули проявителем им вдогонку.

– Доктора! Доктора сюда! – заорали тут все и забили ногами.

И появился доктор.

– Ну что, доктор, – спросил его комбриг с большим достоинством, – жить будем или же подохнем?

– Конечно же, жить! – вскричал доктор и бодро влил им по ведру марганцовки в каждое наружное отверстие.

А потом они стояли, обнявшись, и – а-ва-ва! – блевали через борт, а над ними с хохотом носились быстрокрылые чайки.

Наконец-то лодка привязана; справа плещется море, слева – какая-то дрянь, сверху – небо. Автономке конец.

Экипаж вылезает и роится на пирсе: оживление, смех, улыбки и все такое.

Вова Кельвин – химическая кличка Балбес – стоит на пирсе отдельно от всех и нюхает «тюльпан», погружая в него трепетные ноздри, большие, как у колхозной лошади. Пришли. Лепестки «тюльпана» жалко влипают, втягиваются – вдох – и опадают, бедные, – выдох. Кончик носа в желтой пыльце.

«Тюльпан» пахнет только для Вовы.

К Вове подходит врио флагманского химика:

– Ну, как дела?

Вова из «тюльпана» с улыбкой Дюймовочки:

– Нормально…

– А чего не докладываешь?

– А чего докладывать?

С Вовы толку мало, врио отправляется на поиски старпома. Он находит его здесь же на пирсе:

– Ну как сходили? Нормально? Без замечаний? Как ваш химик? Нормально?

Лицо у старпома, мгновенье до этого такое радостное, сразу меняется. Оно становится злым и торжественным. Он делает паузу для набора воздуха. Набрал. Глаза вылезли.